— Умный. Да. У адемов иначе. Для тебя — близко.
Он снова подступил совсем вплотную, потом отошел.
— Для меня? — переспросил я. — А для других людей — иначе?
Он кивнул.
— Да.
— А для Дедана — близко?
Он дернулся.
— Сложно.
Я почувствовал знакомый укол любопытства.
— Темпи, — спросил я, — а ты не сможешь мне все это объяснить? Научишь меня вашему языку?
— Да, — сказал он. И, хотя его лицо ничем не выдавало его чувств, я по голосу понял, какое облегчение он испытывает. — Да. Пожалуйста. Да.
* * *
К вечеру я уже знал довольно много разрозненных адемских слов. Грамматика по-прежнему оставалась для меня загадкой, но так всегда бывает поначалу. К счастью, языки как музыкальные инструменты: чем больше ты их знаешь, тем легче осваивать новый. Адемский был у меня четвертым.
Главной нашей проблемой было то, что Темпи сам не очень-то хорошо говорил по-атурански, так что нам не на что было опереться. Поэтому мы много рисовали на земле, тыкали пальцем и размахивали руками. Несколько раз, когда языка жестов оказывалось недостаточно, мы изображали нечто вроде пантомимы, пытаясь донести смысл сказанного. Это оказалось куда забавнее, чем я предполагал.
В первый день обнаружился один камень преткновения. Я уже узнал десяток слов и подумал, что полезно будет узнать еще одно. Я сжал кулак и сделал вид, что хочу ударить Темпи.
— «Фреахт», — сказал он.
— «Фреахт», — повторил я.
Он покачал головой.
— Нет. «Фреахт»!
— «Фреахт», — старательно повторил я.
— Нет, — твердо возразил он. — «Фреахт» — это…
Он оскалил зубы и подвигал челюстью, как будто что-то кусал.
— А это — «фреахт»!
И он ударил кулаком по ладони.
— «Фреахт»… — повторил я.
— Нет!
Я был изумлен тем, какое презрение слышалось в его голосе.
— «Фреахт»!
Щеки у меня вспыхнули.
— Да я же так и говорю! «Фреахт»! «Фреахт»! «Фре…»
Темпи протянул руку и отвесил мне затрещину. Так же, как давеча Дедану. Как делал мой отец, когда я начинал неприлично себя вести на людях. Это было не больно, просто неожиданно. Со мной уже никто много лет такого не поступал.
А самым неожиданным было то, что я даже не заметил, как он это сделал. Движение было плавным, ленивым и более стремительным, чем щелчок пальцами. Он, похоже, не хотел меня обидеть или оскорбить. Он просто стремился привлечь мое внимание.
Он поднял свои светлые волосы и указал пальцем на ухо.
— Слушай! — твердо сказал он. — «Фреахт»!
Он снова оскалил зубы и щелкнул ими.
— «Фреахт»! — он показал кулак. — «Фреахт»! «Фреахт».
И тут я услышал. Дело было не в звуках самого слова, а в изменении тона голоса.
— «Фреахт»? — переспросил я.
Он одарил меня короткой улыбкой.
— Да. Молодец.
И мне пришлось начать сначала и заново выучить все слова, обращая внимание на тон. Я ведь прежде этого не слышал, просто повторял за Темпи, воспроизводя его интонацию. Мало-помалу я выяснил, что каждое слово может иметь несколько разных значений в зависимости от тона, с каким произносятся входящие в него гласные. |