Не пойму я, с какого вина

         Захмелела душа молодая?

    <До 1919>

Песнь о хлебе

         Вот она, суровая жестокость,

         Где весь смысл – страдания людей!

         Режет серп тяжелые колосья,

         Как под горло режут лебедей.

         Наше поле издавна знакомо

         С августовской дрожью поутру.

         Перевязана в снопы солома,

         Каждый сноп лежит, как желтый труп.

         На телегах, как на катафалках,

         Их везут в могильный склеп – овин.

         Словно дьякон, на кобылу гаркнув,

         Чтит возница погребальный чин.

         А потом их бережно, без злости,

         Головами стелют по земле

         И цепами маленькие кости

         Выбивают из худых телес.

         Никому и в голову не встанет,

         Что солома – это тоже плоть!..

         Людоедке-мельнице – зубами

         В рот суют те кости обмолоть.

         И, из мелева заквашивая тесто,

         Выпекают груды вкусных яств…

         Вот тогда-то входит яд белесый

         В жбан желудка яйца злобы класть.

         Все побои ржи в припек окрасив,

         Грубость жнущих сжав в духмяный сок,

         Он вкушающим соломенное мясо

         Отравляет жернова кишок.

         И свистят по всей стране, как осень,

         Шарлатан, убийца и злодей…

         Оттого что режет серп колосья,

         Как под горло режут лебедей.

    1921

Памяти Брюсова

         Мы умираем,

         Сходим в тишь и грусть,

         Но знаю я —

         Нас не забудет Русь.

         Любили девушек,

         Любили женщин мы

         И ели хлеб

         Из нищенской сумы.