Закраснели хоругви, образа засверкали,

         Царь пожаловал бочку с вином.

         Бабы подолами слезы утирали, —

         Кто-то воротится невредим в дом?

         Пошли стрельцы, запылили по полю:

         «Берегись ты теперь, гордый Новоград!»

         Пики тенькали, кони топали, —

         Никто не пожалел и не обернулся назад.

         Возговорит царь жене своей:

         «А и будет пир на красной браге!

         Послал я сватать неучтивых семей,

         Всем подушки голов расстелю в овраге».

         «Государь ты мой, – шомонит жена, —

         Моему ль уму судить суд тебе!..

         Тебе власть дана, тебе воля дана,

         Ты челом лишь бьешь одноей судьбе…»

4

         В зарукавнике Марфа Богу молилась,

         Рукавом горючи слезы утирала;

         За окошко она наклонилась,

         Голубей к себе на колени сзывала.

         «Уж вы, голуби, слуги Боговы,

         Солетайте-ко в райский терем,

         Вертайтесь в земное логово,

         Стучитесь к новоградским дверям!»

         Приносили голуби от Бога письмо,

         Золотыми письменами рубленное;

         Села Марфа за расшитою тесьмой:

         «Уж ты, счастье ль мое загубленное!»

         И писал Господь Своей верной рабе:

         «Не гони метлой тучу вихристу;

         Как московский царь на кровавой гульбе

         Продал душу свою антихристу…»

5

         А и минуло теперь четыреста лет.

         Не пора ли нам, ребята, взяться за ум,

         Исполнить святой Марфин завет:

         Заглушить удалью московский шум?

         А пойдемте, бойцы, ловить кречетов,

         Отошлем дикомытя с потребою царю:

         Чтобы дал нам царь ответ в сечи той,

         Чтоб не застил он новоградскую зарю.