Бывало, пятерых сшибал

         Я с ног своей дубиной,

         Теперь же хил и стар я стал

         И плачуся судьбиной.

         Бывало, песни распевал

         С утра до темной ночи,

         Теперь тоска меня сосет

         И грусть мне сердце точит.

         Когда-то я ведь был удал,

         Разбойничал и грабил,

         Теперь же хил и стар я стал,

         Все прежнее оставил.

    1911–1912

Ночь («Усталый день клонился к ночи…»)

         Усталый день склонился к ночи,

         Затихла шумная волна,

         Погасло солнце, и над миром

         Плывет задумчиво луна.

         Долина тихая внимает

         Журчанью мирного ручья.

         И темный лес, склоняся, дремлет

         Под звуки песен соловья.

         Внимая песням, с берегами,

         Ласкаясь, шепчется река.

         И тихо слышится над нею

         Веселый шелест тростника.

    <1911–1912>

Больные думы

         Нет сил ни петь и ни рыдать,

         Минуты горькие бывают,

         Готов все чувства изливать,

         И звуки сами набегают.

    <1911–1912>

«Я ль виноват, что я поэт…»

         Я ль виноват, что я поэт

         Тяжелых мук и горькой доли,

         Не по своей же стал я воле —

         Таким уж родился на свет.

         Я ль виноват, что жизнь мне не мила,

         И что я всех люблю и вместе ненавижу,

         И знаю о себе, чего еще не вижу, —

         Ведь этот дар мне муза принесла.

         Я знаю – в жизни счастья нет,

         Она есть бред, мечта души больной,

         И знаю – скучен всем напев унылый мой,

         Но я не виноват – такой уж я поэт.