|
Теперь она понимала, что чувствуют элверовские замороженные деревья. И она еще должна была предложить ей себя!?
Вспомни о Нине, сказала она себе. Нина не такая, как она. Если что‑то случится с ней, это не будет большой потерей для мира – кто‑то вообще пожалеет о ней? – а вот Нина… У Нины еще все впереди. Она одаренная и способная.
Не то, что я, подумала Эш. У меня нет ничего.
Все, что у нее было – это злость. И ее утрата.
– Я… – сказала она. – Я пришла… предложить вам обмен.
Брови Я‑вау‑тсе вопросительно поползли вверх.
– На меня. Возьмите меня вместо… вместо моей кузины. Чтобы… ну, вы знаете…
Барабанный бой, казалось, стал громче, но теперь Эш была уверена, что это всего лишь шум крови в ушах.
Я‑вау‑тсе показала ладонь с лягушкой:
– У меня уже есть то, что мне нужно, – ответила она.
Эш посмотрела на существо, лежавшее на ладони женщины‑духа, ничего не понимая.
Лягушка, казалось, была в спячке – маленькое, слабое, сморщенное существо на ладони еще более сморщенной. Но тут она пошевелилась, глаза раскрылись, и Эш увидела эти глаза.
На долгое, убийственное мгновение ее сердце замерло.
О, боже…
Это была Нина, пойманная в них. Нина, пойманная в теле лягушки, как раньше она оказалась пойманной в теле волчицы.
Поиск тотема…
– Н‑но…
Я‑вау‑тсе издала короткий острый смешок, похожий на «йип‑йип‑йип» койота.
– Иди домой, дитя, – сказала она.
И, не успела Эш ничего ответить, женщина‑дух прошла совсем рядом, едва не задев ее, направляясь к своей башне, и снег завивался ей вслед.
Барабанный бой все доносился – он снова стал похож на раскаты далекого грома. Он стихал.
Эш онемело смотрела вслед женщине‑духу. Не так все должно было выйти.
Лусвен не говорила ничего о том, что Я‑вау‑тсе может отказаться…
– Ты не можешь меня не взять! – крикнула она.
Я‑вау‑тсе даже не обернулась, не подала виду, что она что‑то услышала.
Эш подобрала гранат, сунула ее в карман, который не оторвал Элвер. Она посмотрела на нож, но оставила его лежать, где он лежал. Что она знает о ножах? Сама мысль о том, чтобы взять его, пугала ее. Она ни за что не сможет пустить его в ход.
Эш выпрямилась.
– Послушай меня! – крикнула она вслед удаляющейся Я‑вау‑тсе.
По‑прежнему никакого ответа. Словно Эш больше не существовало для женщины‑духа.
– Не имеешь права так со мной обращаться, – проговорила Эш. – Я заставлю тебя слушать!
Да‑а? А как, интересно, она собирается это сделать?
Но Эш пошла за Я‑вау‑тсе, и остановилась только тогда, когда ей показалось, что ее окликнули по имени. Она оглянулась на снежную равнину и внимательно прислушалась, но решила, что это, должно быть, ее воображение.
Или какое‑нибудь странное эхо от барабанного боя.
Эш поспешила за женщиной‑духом, решившись обязательно устроить хоть что‑то в помощь своей кузине, прежде чем Я‑вау‑тсе сделает с Ниной что‑нибудь похуже, чем превратит в лягушку.
***
Я‑вау‑тсе добралась до башни раньше Эш. Когда Эш подошла к ней, она не нашла двери, и не увидела даже следов женщины‑духа на снегу. Снег отпечатал только одну цепочку следов – ее собственных. Башня высилась над ней, круглая, нависая, превращая ее в ничтожество своей объемистой тяжестью. Круглые стены строения были сложены из грубо отесанного камня.
Они обветрились и потрескались от непогоды и времени, серые с прожилками кварца. Камни были притерты друг к другу так, что только зазор толщиной в волос показывал, где стык между ними. Не только двери не было в башне – не было в ней никакого отверстия, ни даже маленького окна. |