Подсветка густой земной атмосферы привела к тому, что фиолетовый цвет покраснел, а золотой — стал оранжевым. Цветные световые полосы, пересекающие спокойные воды Атлантического океана, были необычайно красочны.
Инженер‑радиотехник доложил капитану «Принца Чарльза»о странных и постоянно усиливающихся радиопомехах.
Несмотря на сломанный левый элерон и несколько дыр, выбитых или выжженных в крыльях раскаленными докрасна осколками пемзы, дону Гильермо Уолкеру удалось приземлиться на южном берегу озера Никарагуа, у самого устья реки Сан‑Хуан. Повезло мне, думал он, что та большая глыба не попала прямо в фюзеляж!
Почти в восьмидесяти километрах к северо‑востоку от Уолкера к вулкану на Ометепе присоединился вулкан на склоне соседней вершины Мадера, и они вместе начали выбрасывать вверх огненные столбы дыма и лавы, похожие друг на друга, словно близнецы. Хотя дон Гильермо и перестал уже на что‑то рассчитывать в эту сошедшую с ума ночь, не далее, чем в полутора километрах от себя он увидел два мигающих красных огонька, которые, как обещали братья Арайза, должны были указать ему путь к лодке. Каррамба! Больше никогда в жизни он не будет подозревать ни одного брата‑латиноамериканца в легкомыслии или коварстве!
Отражение Странника в черном озере задрожало и двинулось на него. Дон Гильермо увидел приближающиеся волны, грозные массы воды, похожие на широкие ступени. Он едва успел направить на них свой самолет. Старый гидроплан, разбрызгивая воду, с трудом преодолел первую волну. Пожалуй, в самом деле, где‑то произошло землетрясение или упала изрядная лавина!
11
— Я не знаю, как долго еще идти до Пляжных Ворот, и предлагаю немного отдохнуть, — с трудом произнес Профессор.
Он осторожно опустил свой край кровати на песок, что заставило остальных мужчин сделать тоже самое, и присел. Руку он положил на колено, опустил голову на грудь и широко открытым ртом ловил воздух.
— Ваша развратная жизнь дает себя знать, — с легкой насмешкой в голосе заметил Хантер, а потом обратился к Марго: — Лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
— Я могу нести, — охотно предложил свою помощь молодой парень с худощавым лицом, который приехал на симпозиум из Оксфорда вместе с Войтовичем.
— Лучше мы все немного отдохнем, Гарри, — сказал Войтович и тут же повернулся к Хантеру: — По‑моему, Луна снова замедлила ход и движется с прежней скорости.
Все, кроме Ванды, посмотрели на западную часть неба. Даже Профессор, продолжая сопеть, поднял голову. Не было ни малейшего сомнения в том, что черный перешеек между Странником и Луной больше не расширялся.
— Мне кажется, что Луна уменьшается, — заявила Анна.
— Мне тоже, — поддержал ее Коротышка.
Он присел, обнял Рагнарока и начал успокаивающе гладить его по загривку, одновременно поглядывая в небо.
— Я знаю, что это звучит совершенно неправдоподобно, — добавил он, — но у меня такое впечатление, что Луна становится овальной, сплюснутой сверху и снизу и выпуклой по бокам. Может быть, у меня просто устали глаза, но я могу поклясться, что она принимает форму яйца, вытягивается в сторону новой планеты.
— Да, да! — закричала Анна. — И еще, глядите… такая тоненькая черточка бежит вертикально через весь диск!
— Черточка? — переспросил Коротышка.
— Да, как будто трещина, — объяснила девочка.
«Треснувшее Яйцо и Вылупляющийся Ужас», думал Дылда. «Все идет, как я предсказал. Змея Испана оплодотворяет, а Белая Дева готова разродиться».
— Я должен признать, что не вижу никакой черточки, — удивился Коротышка.
— Нужно хорошо присмотреться, — пояснила Анна. |