— Наверняка в конце концов должен произойти взрыв, Пол. Такая ситуация не может длиться вечно, — печально сказала Рама Джоан. — Я расскажу тебе свою историю. Мой муж руководил отделом рекламы одной большой компании. Я могла бы припеваючи жить на Манхэттене. Анна ходила бы в спецшколу, а я время от времени читала бы лекции о мистицизме в женском клубе. Вместо этого я развелась и едва свожу концы с концами. Живу тем, что мне платят за лекции и на проценты от небольшой суммы сбережений. Я ношу эти странные, карнавальные одеяния — с пренебрежительной улыбкой она указала на белую манишку и фрак — чтобы возбудить в людях большую заинтересованность мистицизмом. «Мужской протест»— шутили когда‑то по этому поводу мои друзья. «Нет!»— говорила я им. Человеческий протест! Я хотела свободно выражать свои взгляды и говорить то, что действительно чувствую. Я хотела, чтобы у Анны была настоящая мать, а не хорошо одетая кукла.

— Вы действительно верите в то, о чем говорите? — спросил Пол. — В буддизм и тому подобные вещи?

— Не так, как я этого хотела бы, но в такой степени, на которую меня хватает, — сказала она. — Ограниченная вера — это вообще‑то роскошь. Но если говорить с убеждением и пылом, то, по крайней мере, не подражаешь другим. Даже если немного притворяешься, то не теряешь своей личности. Если человек постоянно старается, то в один прекрасный день он может открыть частичку истины — так, как сделал это Чарли Фулби, когда он признался, что о существовании странствующих планет знает только интуитивно, а не потому, что был в космосе, как утверждал раньше.

— Он параноик, — ответил Пол, глядя на Дылду, который шагал за кроватью, справа от него шла Ванда, а слева — худая женщина. — Кто эти две женщины, его ученицы, опекунши? — поинтересовался он.

— До определенной степени он действительно параноик, — начала объяснять Рама, — но не считайте, что только у нормальных людей есть монополия на правду. А те две женщины — это… как бы это сказать… две его жены. Чарли принадлежит к секте, признающей многоженство. Ох, Пол, вы, наверное, нас всех считаете ненормальными?

— Нет! — запротестовал он. — Хотя я чувствую себя уверенней, зная, что большинство людей думает так же, как я.

— Большинство — это значит, те, у кого есть деньги и власть! — кивнула Рама. — Ну, не хмурьтесь — с одной стороны большинство, а с другой — безумцы, но все стремятся к одному и тому же: к удовлетворению основных потребностей. Мы возвращаемся в домик на пляже, потому что знаем, что там нас ждет кофе и бутерброды.

Во главе шествия аналогичный разговор происходил между Хантером и Марго.

— Я начал ходить на такие собрания, потому что проводил социологические исследования, — рассказывал ей Хантер. — Я встречал там разных людей, ненормальных «визитеров», таких, как Чарли Фулби, трезвомыслящих, таких, как Рама Джоан, а также совершенно обычных людей, каких можно встретить на каждом шагу. Я поставил себе цель исследовать определенное общественное явление и написать несколько статей. Но вскоре сам втянулся.

— Почему, мистер Хантер? — поинтересовалась Марго, прижимая к себе кошку. Ей было холодно без куртки, а Мяу грела словно грелка. — Это увлечение, так же, как и ваша борода, должно было доказать, что вы современны и отличаетесь от других?

— Зовите меня Росс. Нет, я так не думаю. Хотя немалую роль тут сыграла, наверное, кичливость, — он погладил рукой бороду. — Просто я встретил людей, которые чем‑то увлекались и делали что‑то совершенно бескорыстно.