Он поднял голову. Конечно, это говорило его уставшее тело, а не рассудок. И он понимал это, рассчитывая на то, что его огромная армия сможет прокормиться охотой, но он никогда не был настолько безрассудным, чтобы ставить свои планы в зависимость от этого. Вскоре войскам будет не хватать свежего мяса; но у них будет хлеб, пшеница, рис, бобы, и они смогут ловить подо льдом рыбу. Возможно, они увидят, как он поползет обратно из Рунга со всем своим отрядом, и этот поход окажется напрасным; но они узнают, что это отступление временное, их глаза будут блестеть, когда он будет рассказывать о богатствах, которые остались здесь. Возможно, их ждут впереди трудные годы преследований неуловимого, искусного и жестокого врага, но они выполнят свою задачу. Это вопрос стойкости. В конце концов, они овладеют всем Андалином — для самих себя и своих потомков.

«Тогда почему я так печален? Чего я боюсь?

Донья, где же ты? Ночь опускается на нас обоих?»

Глава 19

Через несколько дней хозяйка Аулхонта присоединилась к отряду охотников. Собрание Земель уже разошлось, по такое огромное сборище неизбежно распугало по округе всех диких животных, которых еще не убили. Донья собиралась охотиться несколько дней. А Джоссерек остался на стоянке Громовой котловины и занялся работой. Он даже отклонил предложения двух девиц. К его удивлению все, что требовалось ему для осуществления задуманного, нашлось на складе. На стоянке был и торговый центр, и мастерские, и постоялый двор. Девушки смирились с этим, потому что он мог, он должен был каждый свой час посвящать осуществлению своей задачи. Он не говорил им, что работа помогает ему смириться с тем, что с ним нет Доньи.

Она вернулась через неделю. Первое, что она поняла, когда вошла в комнату, — то, что он превратил ее в лабораторию. Лаборатория была большая, утрамбованные земляные стены были окрашены в белый цвет, сквозь окна в комнату падало много света, хотя на улице было уже морозно. На верстаке лежали ручные и электрические инструменты. Он обрабатывал напильником медный брусок.

Джоссерек услышал, как дверь за спиной открылась, оглянулся и застыл: Донья. Позади нее поразительно ярко сверкал двор. На несколько секунд она показалась ему тенью в ореоле золотых волос. Потом он разобрал руки, ноги, шею. На ней были лишь туфли и короткая туника из оленьей замши.

— Джоссерек, — сказала она. — Звезды танцуют для меня.

Он подошел к ней, кровь бросилась ему в лицо, и их поцелуй длился долго-долго, пока он не вспомнил, что надо закрыть дверь. После чего он снова повернулся к ней.

Донья игриво оттолкнула его, заливаясь смехом.

— Скоро. В другом месте, более подходящем. — А потом внезапно стала серьезной: — Как вы тут жили?

«Она спрашивает не обо мне», — понял он, и эта мысль резанула его как нож.

Хотя…

Когда она проводила с ним столько времени, как будто он был ее мужем, он верил, что ее ласки искренни. И все же он никогда не смел даже надеяться, что ее чувства хотя бы близко похожи на те, что он испытывает к ней. Сама возможность любовного плена была утрачена им еще в юношеском возрасте, а рогавикианцы, похоже, вообще не знали о подобном — если они и испытывали какие-либо чувства, которые были бы посильнее простой привязанности или преданности, то не распространяли их за пределы своих семей. Не стоило удивляться радости, которую испытывала Донья от общения со своими мужьями, как и бессмысленно было ревновать к ним. Они были замечательными парнями и сердечно приняли Джоссерека и его связь со своей женой. Да, они по-своему выражали ему свое дружеское отношение…

Но они скакали рядом с ней во время охоты, в то время как он должен был остаться на стоянке.

Джоссерек проглотил комок в горле, сжал пальцы в кулак и заставил себя успокоиться.