— В одном случае люди, в другом — чужаки. А они не могут действовать независимо, может быть, даже не зная друг о друге?
— Думаю, могут, — с сомнением ответил капитан, — но верится в это с трудом.
— Может быть, и так. Я думаю, что… — тут Тревильен заметил, что Илалоа пришла в себя.
Ее все еще трясло, но слезы утихли. Интересно, заметил он, рыдания не портили ее лицо, как это бывает у людей.
— Полегче с ней, — негромко напомнила Никки.
— Постараюсь, — Тревильен подошел к Илалоа и уселся на край стола, свесив ноги.
Фиолетовые глаза безнадежно глядели на него.
— Илалоа, ты хочешь говорить об этом?
— Нет. Но я буду. Это необходимо.
— Вот умница! — Тревильен усмехнулся.
Насколько это наиграно, подумала Никки, глядя на его лицо, излучающее тепло и сочувствие.
— Расскажи мне, какой была та мысль в Кавкасу. Как ты ее чувствовала?
— Если вы не чувствовали мысли, то у меня нет слов для этого.
— Я чувствовал. Накатывается все сразу, так? Основная нить и всевозможные оттенки, обертоны, тени, шепот, отражения. И она никогда не застывает, все время меняется. Так, правильно?
— Насколько можно выразить словами, да, — кивнула она.
— Вот и хорошо, Илалоа. Теперь расскажи мне как можно точнее, какой была эта мысль, которую ты почувствовала?
Она уставилась перед собой, вцепившись в подлокотники кресла так, что пальцы побелели.
— Это было все сразу, — прошептала она. — Оно пришло, накатилось, как будто что-то вынырнуло из-под воды, пошевелилось и скрылось обратно.
Ее передернуло. Шон кинулся вперед, но капитан остановил его.
— Это была власть, презрение огромное, — снова заговорила она. — Лапа, стиснувшая вселенную, точно стальная. Что-то медленное, терпеливое, внимательное. И еще там было сияние на черном небе. Светящееся пятно и звезды вокруг. Звезды в форме серпа, срезающего это поле. Одна звезда’ была ярче других, высокая и холодная, и еще там была сияющая спираль, так далеко, что я чуть не закричала и… — она снова затрясла головой. — Не могу. Не могу больше, — закончила она срывающимся голосом.
— Понятно, — Тревильен наклонился вперед, упершись локтями в колени, потирая руки. — Как ты думаешь, ты сможешь нарисовать эти звезды?
— Нарисовать? Зачем?..
— Я хотел бы загипнотизировать тебя, Илалоа, — продолжал он. — Это просто сон. Я хочу, чтобы ты вспомнила все. Ты даже не почувствуешь этого. И я смогу убрать твой страх.
Илалоа опустила глаза, губы задрожали.
— Да, — наконец ответила она. — Делайте. Я хочу помочь вам.
Гипноз не занял много времени. Илалоа быстро вошла в транс. Шона передернуло, когда она снова стала вспоминать мысль, но наступившая затем умиротворенность стоила того. Тревильен дал ей карандаш, и она быстро и уверенно нарисовала это звездное скопление, добавив несколько туманностей и часть Млечного Пути. Координатор забрал рисунок и вывел девушку из транса. Она сонно улыбнулась, поднялась и попала прямо в объятия Шона.
— Кажется, все должно быть в порядке, — кивнул Тревильен. — По-моему, мне удалось снять ассоциативный страх. Дело было не в личном отвращении, а в полной, совершенно незнакомой, чужой картине.
Он задумался, посмотрев в сторону.
— Так что же мы имеем? — поинтересовался Йоахим.
— Ну, вероятно, эти существа X думают на различных частотах и различными формами сигнала. |