Невзирая на явную искренность и заверения в том, что она хочет ему помочь, Хоуи почувствовал необъяснимую неприязнь к этой женщине. Ему не нравилось, когда ему говорят, что делать. Он хотел сам принимать решения.

— Не могу в это поверить, — сказал он. — Я ни разу не видел, чтобы там делали что-то по-настоящему дурное. То есть даже если взять письмо, с которым меня отправили в Гарлем… если вам про это известно… Ну, если это правда, то людям надо рассказывать про сокрытие преступлений. Нет, я, пожалуй, останусь там еще ненадолго.

Хоуи сам удивился, услышав, как защищает «Просвещенное будущее». Он что, действительно хочет там остаться? Наверное, да. Теперь, когда он произнес это вслух, решение принято.

Женщина вскочила.

— Идиот! — крикнула она. — Под конец ты же с жизнью собственной будешь играть!

На этом она убежала.

Хоуи остался глядеть ей вслед. Он не знал, что и думать, но желал ей добра.

Вернувшись в здание фирмы, Хоуи медленно поднялся по лестнице, чтобы дать себе еще несколько минут на размышления. У двери кабинета Войновски он чувствовал то же, что и в парке.

Он открыл дверь.

Войновски сидел у себя за столом.

Рядом с ним стояла Фатима Моргенштерн и яростно курила.

Заговорил Войновски:

— Мистер Пайпер, полагаю, вы уже знакомы с мисс Моргенштерн, которую недавно перевели к нам из бейрутского отделения, поэтому в представлениях нет необходимости. Кстати, мисс Моргенштерн наполовину еврейка, что должно убедить вас в необоснованности ваших подозрений относительно американских нацистов. Мисс Моргенштерн сообщила мне о вашем решении остаться у нас. Позвольте мне повториться и выразить мою радость, а также упомянуть, что теперь ваш оклад составляет тысячу долларов в неделю.

Хоуи стоял как громом пораженный.

Моргенштерн сказала:

— Иисус, Мария, Иосиф и Аллах, бога в душу мать. Добро пожаловать в команду.

5

«Вероятность — это скорее утверждение о том, сколько я знаю, а не что-то подлинно существующее».

В недели, последовавшие за осторожным согласием и дальше выполнять отведенную ему роль в таинственном механизме «Просвещенного будущего», Хоуи ловил себя на том, что все больше и больше полагается на музыку, которая помогала ему смиряться то с нелепыми, то с пугающими, то со скучными заданиями, на которые отправлял его мистер Войновски.

Некоторые песни как будто непостижимым образом рассказывали о его собственной ситуации (осмелился бы он назвать ее «переплетом»?), и он возвращался к ним раз за разом, приобретая если не выраженное в словах знание, то хотя бы утешение и некое эмоциональное удовлетворение.

С трепетной настороженностью Хоуи слушал «Здесь у западного мира» Стили Дэна.

С напряженным вниманием — «Потерянные в супермаркете» «Клэш».

С микроскопическим тщанием анализировал «Колеса и мыло для веревки» Элвиса Костелло.

Но все его старания не подсказывали, как следует относиться к тому, что он делает, и не перестать ли вообще это делать.

Поэтому он продолжал.

Задания были, в сущности, не так уж плохи…

Или все-таки плохи?

Например, Хоуи вручили стопку плакатов и промышленный степлер, после чего велели в беспорядке развесить плакаты по городу. Из офиса он вышел, даже не глянув на верхний. Посмотрел — лишь оказавшись на скользкой, плохо освещенной лестнице, ведущей в подземку. Ему показалось, он прочел:

ПОСТАВЬ НА ПОПА

ЕГО ПОБЕДА

2000 Н.Э. СТРАДАНИЕ

ГРЕШИ СКОРЕЕ

Но, спустившись на платформу, где света было чуть больше, он увидел, что настоящий текст гласит:

ПО ПОВОДУ ПАПЫ

НАВЕЧЕРИЕ ПЕРЕД СЛУЖБОЙ

2:00 СРЕТЕНЬЕ

ГРЕЧЕСКАЯ СОБОРНАЯ ЦЕРКОВЬ

При виде первого сбивающего с толку, но определенно апокалиптического предостережения, сердце Хоуи бешено заколотилось, и этот учащенный стук замедлился лишь через несколько минут, когда первое сообщение сменилось вторым, невинным и не угрожающим.