— Именно так и думаю. Человек, как известно, не грешит без причины. Фиалка распускается из своих семян, капуста из своих, картошка из клубеньков вырастает, а грехи человеческие — из других грехов. Ежели барон пошел на это из жадности, то что могло заставить попа решиться на этакий рискованный шаг? А потом, поверьте мне, и баронессы созданы из того же фальшивого ребра, что и прародительница Ева. Остается только пожалеть, что в прошлый раз вы не отведали моих цыплят. Ай-яй-яй! Что же намерена ваша милость еейчас предпринять?

— Прежде всего хочу освободить моего друга.

— А сколько у вашей милости солдат и пушек?

— Ничего у меня нет. Но я пришел к вам попросить верховую лошадь, чтобы добраться до Патака, где живет Фаи, опекун Бутлера; он очень влиятельный человек и наверняка сообразит, что надо делать. А еще одолжите мне, если можно, пару сапог.

При этих словах Тоот сразу помрачнел и покачал головой.

— Сапог я не дам, хоть господин Гибара, сапожник из Тальи, принес мне сегодня новые, шевровые, да такие, что и князю под стать. Но… но, если господин Дёри узнает, что я одолжил вам сапоги, завтра же он вышвырнет меня из деревни вместе со всеми пожитками… Коня я вам тоже не дам, зато дам мудрый совет: уведите одну из моих лошадей; там же, на конюшне, и седло висит на гвозде.

— Как?! Я должен украсть лошадь?

— Ну, послушайте, оба мы — дворяне и, конечно, сумеем понять друг друга. Господин сможет потом вернуть лошадь, но в деревне все должны думать, что верховую у меня украли. Вы понимаете меня? А я сейчас же позову к себе конюха, чтоб он натер мне мазью спину, — это единственное из оставшихся мне земных наслаждений. Вы же тем временем спрячьтесь за стойку, а потом выходите, берите свечу и спокойно седлайте на конюшне сивую. Ищи ветра в поле! А знаете ли вы, какое наслаждение, когда вам натирают и массируют спину! Правда, для пользы дела необходимо, чтоб человек перед этим плотно покушал, это, так сказать sine qua non [Обязательное, непременное условие (лат.)] но у меня постоянная тяжесть в желудке. Н-да… Но попы-то, а? Ну и попы! Эта история не выходит у меня из головы.

Бернат согласился на предложение корчмаря. Да и как он мог не согласиться?

Все произошло, как по-писаному: конюха позвали в дом, и Бернат сумел незаметно пробраться в конюшню, где быстро нашел, что требовалось, оседлал лошадь, и спустя несколько минут она уже весело мчала его по дороге на Петрахо.

За Петрахо следует нынешняя Йожеффалва. Тогда эта деревня называлась иначе. Да и вообще весь комитат Земплен выглядел в те времена совсем по-иному. Сейчас вся территория комитата напоминает своими очертаниями сапог с ботфортом (какие носил Ракоци в Беч-Уйхее), в начале же прошлого века она походила скорее на запеленатого младенца. Ножницы венского двора искромсали волшебный край холмов и долин, взрастивший куруцев. Местность за Тисой, поблизости от Виша, Кенезле и Залкода, и южнее — Чобайд, Ладань и Тар-дош прирезали к комитату Сабольч. Комитату Унг тоже кое-что перепало, правда в обмен на Синнайский уезд. Люди, конечно, остались на своих старых местах и думали, и чувствовали, и тосковали, как и прежде. Зато теперь они не собирались на ко-митатские дворянские сеймы в Уйхее. Большое желтое здание комнтатского собрания в этом городе — настоящее осиное гнездо, там зреют зерна крамолы.

В Йожеффалве Бернат повстречался со знакомым возчиком из Патака, дядей Череиешем, который вез пустые ульи и, остановившись у корчмы, кормил лошадь.

— Ну, что нового в Патаке? — спросил Бернат.

Возчик сообщил все последние новости: сегодня на рассвете на берегу Бодрога нашли зарезанного человека и сегодня же по этому делу в Патак прибыл вице-губернатор, благородный господин Тамаш Сирмаи; он и сейчас еще в Патаке.