Яркие пестрые животные на тонких высоких ногах, с несуразно длинными шеями паслись на опушке, поедая листву мимоз. Заслышав шум, они, как по команде, повернули узкие изящные головы, увенчанные тупыми куцыми рожками, мгновение смотрели на всадника, затем ленивой, но легкой и очень быстрой походкой двинулись куда то в сторону. Петр направился за ними. Следы от копыт жираф были размером с тарелку. Петр пустился вскачь – жирафы перешли на какой то странный, раскачивающийся, но стремительный галоп.

Наперерез Петру мчался Ян.

– Остановись, Питер!.. Ты что, хотел их стрелять?

– Нет.

– Их стрелять не надо. – Отвернувшись, Ян смотрел куда то вдаль. – Их надо беречь. Мало осталось. – Он вздохнул – жалостно, как то даже не по мужски.

Из ближних кустов сексеверии вынырнул Чака. Удивительно, как он продирался сквозь ощетинившуюся миллионами колючек поросль, умудряясь не оставить следов на полуобнаженном теле. Чака бежал за конными, но был свеж и бодр, как и два часа назад. По глазам было видно, что у него есть какая то новость. Приблизившись, он сказал негромко и значительно:

– Мучочо.

– Белый носорог? – насторожился Ян.

Чака кивнул.

– Там, за кустарником.

В Яне вспыхнул охотничий азарт.

– Питер, он сам идет на нас!.. – Коуперс подобрался, рука легла на курки ружья. – Заезжай по этому краю кустов, я по тому… Ветер оттуда. Это хорошо, но у носорогов превосходный слух. Надо потише. Будь осторожней, Питер. Имей в виду, этот негодяй может броситься без всяких предварительных переговоров. Чака, ты лучше останься здесь, мы все таки на лошадях… Двинулись!

Петр дал коню шенкеля, обернулся – Чака бежал у крупа его лошади…

Носорога Петр увидел неожиданно, поворачивая у закраины кустарника. Как серая каменная глыба, стоял он, опустив голову с толстыми могучими рогами. Он был совсем близко; в какой то миг Петр заметил сторожко развернутые уши животного и маленькие, упрятанные в броню грязно белесой кожи глаза.

Петр натянул поводья, и в то же время носорог ринулся вперед.

Все дальнейшее измерялось долями секунд. Ведь нападающий носорог развивает скорость около семидесяти километров в час, за секунду туша весом в две тонны пролетает почти двадцать метров.

Когда и как Чака выскочил вперед, Петр не видел. Вскидывая ружье, он лишь каким то шестым чувством уловил, как с грозной силой черная пружина метнула боевой ассагай. Может быть, это был лучший бросок Чаки. Острый наконечник копья вонзился в морду зверя. Тонко, всхлипывающе всхрюкнув, носорог на скаку мотнул головой, но направления не изменил. Он мчался прямо на Чаку. Конь мелко дрожал под Петром. Петр не видел мушки, видел только глаз носорога.

Выставив вперед жалкий, ненужный щит, замер Чака, окаменевший, обреченно бесстрашный.

Петр нажал один спусковой крючок и сразу же второй. Выстрелы слились. Носорог на всем ходу рухнул на колени, перевернулся, и громадная серая туша распласталась в трех шагах от помертвевшего Чаки.

В тот же момент что то страшно и гнусно хлюпнуло под Петром, и его подбросило в воздух. Падая, он неуклюжим рывком повернул голову и увидел мелькнувшую под ним спину второго носорога.

Шмякнувшись о землю, Петр вскочил. Носорог разворачивался для новой атаки. Сбоку грянул резкий винтовочный выстрел. Зверь упал.

Билась в предсмертных судорогах лошадь Петра с вывороченными внутренностями. К ней подъезжал с опущенной винтовкой Ян. Ноги Петра, забрызганные кровью, дрожали и подгибались.

Звонко, слишком звонко трещали цикады…

…Для жителей негритянской деревушки это был двойной праздник. Они не только избавились от опасного врага, но и получили много много мяса.