Он помолчал и добавил: Поняли. Как не понять, ваше преподобие, ответили все, кроме пятого, который, по всему судя, все серьезней воспринимал свою обязанность. Падре, промолвил тот, этот случай всегда производил в моей голове смущение мыслей. Это отчего же. Не понимаю, почему те свиньи должны были погибнуть, ну ладно, свершил иисус христос чудо, изгнал нечистых духов из тела бесноватого, но зачем же помещать их в тела бедных животных, они-то тут при чем, и всегда мне казалось странным такое завершение работы, тем паче что бесы — бессмертны, и почему бы господу не покончить было со всей их породой сразу, при рождении, то есть я хочу сказать, еще прежде, чем свиньи попадали в воду, бесы уже покинули их и ускользнули, и еще хочу сказать, что, по крайнему моему разумению, иисус толком не продумал это все. А кто ты такой есть, чтобы рассуждать, продумал он или не продумал. Но ведь об этом написано. А ты, что же, грамоте знаешь. Нет, я неграмотный, но не глухой. У тебя, может, и священное писание дома имеется. Только евангелия, падре, кто-то их выдрал из библии. И кто ж тебе их читает. Старшая дочка, правда, еще не очень бегло, почти по складам, но благодаря тому, что слышали это уже много раз, с каждым разом понимаем все лучше. Это очень хорошо, зато другое плохо, если к нам сюда нагрянет инквизиция, ты, с подобными мыслями и мнениями, первым пойдешь на костер. Ну, надо же от чего-нибудь помереть, падре. Хватит, хватит глупостей, бросай эти чтения и лучше слушай повнимательней то, что я говорю в церкви, прокладывать путь — дело мое и только мое, ибо недаром сказано, что, мол, большаком пойдешь — не пропадешь. Да, падре. И вот еще что, чтоб ни единого слова из всех, что здесь были говорены, нигде не повторялось, а если я еще от кого-нибудь кроме вас пятерых услышу что-нибудь, то я для того, кто не сумел удержать язык за зубами, добьюсь отлучения от церкви по всей форме, пусть даже мне для этого придется дойти до самого рима и лично там свидетельствовать. Падре сделал драматическую паузу, а потом спросил замогильным голосом: Понятно. Понятно, падре. И завтра, еще до зари, чтобы все стояли в церковном дворе, а потом со мной, пастырем вашим, во главе все как один пойдем сражаться за святую нашу веру, и помните, что когда народ един, он непобедим.
День вставал мглистый и пасмурный, никто, однако, не потерялся, все нашли в тумане, густом, как суп, сваренный из одной картошки, путь к церкви, как прежде находили путь к лагерю путешественников, которых потом развели к себе по домам на постой. Собрались все до единого, начиная с сидящего на руках у матери ребятеночка в самом что ни на есть нежном возрасте и кончая самым старым стариком изо всех, кто способен был вообще передвигаться на своих на двоих, да и то — с помощью палки, исполняющей роль ноги третьей и добавочной. И слава богу, что человек — не сороконожка, которой бы в старости понадобилась чертова уйма посохов, и, стало быть, опять в очередной раз сказалось преимущество рода людского, ибо представителям его хватает трех ног, если, конечно, не брать в расчет более тяжелых случаев, когда означенные подпорки, сменив название, именуются уже костылями. Таковых, божьим промыслом, обо всех нас пекущемся, в деревне не обнаружилось. Колонна двигалась довольно твердым шагом, из слабости своей сделав силу, и готова была беззаветным героизмом своим вписать новую страницу в анналы деревни, которым, впрочем, нечего будет предложить особенно интересного эрудированным потомкам, всего-то — родились, работали, скончались. Женщины — едва ли не все — перебирали четки и бормотали молитвы, для того, быть может, чтобы укрепить дух пастыря, шедшего впереди с кропилом и кропильницей. По причине сильного тумана путешественники не разбрелись, что было бы естественно, а малыми кучками ожидали рассвета, военные же, как люди более привычные к ранним подъемам, уже седлали коней. И когда из густой картофельной жижи стали выныривать селяне, люди, приставленные к слону, инстинктивно двинулись им навстречу, имея кавалеристов в авангарде, как тем и положено по долгу службы. |