| А наверху, на гребне оврага, кирасиры и прочая свита с одушевлением рукоплещут героическому спасению, меж тем как слон, вроде бы сознающий важность своего деяния, прежним, твердым шагом выбирается по склону наружу. И максимилиан, выйдя на дорогу, получает с рук на руки свою супругу и, задрав голову, чтобы увидеть погонщика, говорит ему по-испански: Muy bien, фриц, gracias. И душа фрицева до краев полнилась бы счастьем, если бы все эти необыкновенные события происходили бы не там, не в ней, не в душе то есть, и не было бы все вышеописанное зловредным плодом виноватого воображения. И действительность показала его таким, каков был он,— почти незаметный под снегом, скорчившийся на загривке у слона и жалкий, побежденный триумфатор, в очередной раз показавший, что от капитолия — рукой подать до тарпейской скалы, и вот тебя сначала венчают лаврами, а потом сбрасывают туда, где, утратив честь, дымом развеяв былую славу, оставишь ты свои ничтожные кости. Ось не сломалась, эрцгерцогиня мирно дремлет, склонясь к мужнину плечу, не подозревая, что ее спас слон и что прибывший из Португалии погонщик послужил орудием божественного провидения. Сколько бы хулы ни обрушивалось всякий день на наш мир, как бы ни корили его, он ежедневно отыскивает способы функционировать tant bien que mal, если позволен будет нам этот небольшой hommage французской культуре, и это служит доказательством, что когда что-то хорошее не случается в действительности само по себе, сбалансированную композицию на полотне поможет выстроить вольное воображение. Ну да, погонщик не спас эрцгерцогиню, но ведь мог бы это сделать, раз уж вообразил себе такое, а раз мог бы, то это и идет в зачет. И, несмотря на то что был безжалостно ввергнут в одиночество, а укусам ветра и снега — подвергнут, погонщик, благодаря кое-каким фаталистическим убеждениям, которые успел усвоить, пока сидел в Лиссабоне, думает, что ежели на скрижалях судьбы предначертано эрцгерцогу помириться с ним — так тому, значит, и быть. И, вверившись уюту этой уверенности, под ровное покачивание слоновьего хода он забылся дремотой, стал одинокой фигурой в окружающем его пейзаже, потому что из-за снега, что падал не переставая, снова исчез из виду задок кареты впереди. Куда ступают ноги, еще можно было различить, но куда несут они — нет. Рельеф местности тем временем стал меняться, делаться волнистым, сперва с постепенной и почти незаметной плавностью, а потом, словно с какой-то озадачивающей яростью, начал, ускоряясь в геометрической прогрессии, апокалипсический процесс вздыманий и разломов. Двадцати лиг хватило, чтобы от утесистых отрогов, окружающих путников и прикидывающихся холмами, перейти к неистовому возбуждению карабкающихся друг на друга скалистых громад, рассеченных ущельями, вздыбливающих свои вершины все выше к поднебесью или вдруг то там, то тут торопящихся обрушиться лавинами, которые круто уходят вниз и вскоре создадут новые пейзажи и спуски на утеху грядущему горнолыжнику. Судя по всему, мы приближаемся к перевалу изарко, который австрийцы так упорно именуют эйзаком. Идти до него еще не менее часа, однако провиденциально поредевшая и засквозившая завеса снега позволяет завидеть впереди, хоть и на краткий миг, вертикальный разрыв в горе. Изарко, говорит погонщик. Так и есть. Не вполне понятно, то есть дает пищу для размышлений, почему эрцгерцог максимилиан пустился в обратный путь в такое время года, однако история рассматривает это как факт, доказанный документально и, значит, несомненный, подтвержденный историками и вдобавок теперь еще скрепленный веским словом романиста, которому должно будет простить известные вольности во имя не только его права на вымысел, но и необходимости заполнить кое-какие пустоты, чтобы не вовсе погибла священная связность повествования. Пора бы признать, в сущности, что история — дама не только избирательная, но и крайне разборчивая, берет из жизни лишь то, что ее интересует в качестве сомнительно понятого исторического материала, отбрасывая все прочее, хотя именно там, в этих отбросах, может отыскаться истинное объяснение фактов, событий, деяний, да и всей нашей блядской действительности как таковой. |
