| Истинно, истинно говорю вам, прямо сейчас говорю, что доля романиста, сочинителя, враля — слаще и удел его — завидней. Или погонщика, пусть даже по рождению или по роду занятий и приобретается склонность к безудержным фантазиям. И хотя фрицу ничего иного не остается, как быть несомым своим сулейманом, нам следует признать, что показательно наглядная история, которую мы рассказываем, была бы совсем иной, будь у слона сулеймана иной вожатый. До сей минуты в каждом эпизоде — и комическом, и драматическом — нашего повествования фриц был главным действующим лицом, не только действующим, но и решающим, и рисковал выглядеть смехотворным и нелепым всякий раз, как это признавалось нами уместным для того, чтобы приправить этими специями свой рассказ, уместным или отвечающим тактической целесообразности, и мы не возвышали голос против унижений, не меняли выражения лица и заботились лишь, чтобы не проявилось, не просквозило бы между строк, что если бы не он, некому было бы доставить слона — в вену. Наши рассуждения будут, вероятней всего, сочтены излишними теми читателями, кто пуще всего ратует за динамичное развитие сюжета, а отнюдь не за проявление предполагаемой взаимоответственности, чтобы не сказать — экуменизма, однако фриц, как видим, и без того павший духом от череды недавних катастрофических происшествий, нуждается в том, чтобы кто-нибудь дружески положил ему руку на плечо, ну, вот этим всего лишь мы и занимаемся сейчас — берем, значит, руку, кладем на плечо. Когда разум бродит впотьмах, когда нас несет на крыльях мечты, мы даже и не замечаем пройденных расстояний, тем паче если прошли их не на своих ногах. За вычетом разрозненных хлопьев, явно заблудившихся и сбившихся с курса, можно сказать, что снег перестал. Узкая тропа перед нами — это и есть знаменитый перевал изарко. Почти отвесные стены ущелья тесно сжимают проход и будто вот-вот обрушатся на него. Сердце фрица замирает со страху, и холод, непохожий на все, что он испытывал до сих пор, пронизывает до костей. Он один на один с ужасной угрозой, подступающей со всех сторон, и слова эрцгерцога, приказывавшего всем держаться плотно и кучно и не растягиваться, ибо это — единственное, что может обеспечить безопасность, просто-напросто забыты. Поговорка, если этим словом позволительно обозначить это речение, поговорка столь же португальская, сколь, например, индийская или вообще вселенская, изящно и красноречиво обрисовывает подобные ситуации: Делай, что я тебе говорю, а не то, что я делаю. Именно так и поступил эрцгерцог, приказав: Держитесь ближе друг к другу, но когда время пришло, не остался, как полагалось бы, дожидаться отставших слона и погонщика, но напротив, хоть и был владельцем того и другого, дал, фигурально выражаясь, шпоры коню, добавив, вероятно, давай бог ноги, и устремился прямиком в устье опасного прохода, торопясь успеть, пока небо не рухнуло на голову. Вообразите себе теперь передовых кирасир, которые тоже вошли в эту узкую теснину и теперь ждут там, вообразите слона сулеймана и погонщика фрица, воз с фуражом и, наконец, замыкающих кирасир, а также — в середине — фургоны и телеги, груженные сундуками, баулами и прочей кладью, и множество челяди, по-братски объединенных ожиданием того, что скалистый свод сейчас осядет на них или что не виданная прежде лавина оденет их смертным саваном, закупорив вход и выход до весны. Для себялюбия, которое обычно считается одной из самых предосудительных и пагубных черт представителей рода людского, в известных обстоятельствах могут найтись оправдания. И мы, спасая свою драгоценную шкуру и стараясь выбраться как можно скорее из гибельной мышеловки, каковой в любой миг может сделаться перевал изарко, спасаем вместе с тем и шкуру спутников наших, а те, когда придет им черед двинуться вперед, смогут продолжить путешествие, а не застрять в пробке несносного трафика, из чего нетрудно извлечь и мораль, формулируемую примерно так: Если каждый будет сам за себя, спастись сумеют все. |
