Фриц на загривке у сулеймана, снова и снова огребая по полной колючие оплеухи снега, которыми хлещет его непрестанный ветер,— не в самом благоприятном положении для того, чтобы рождать и развивать возвышенные думы. Но тем не менее думает и думает, отыскивая способ наладить отношения с эрцгерцогом, который не то что приветного слова не обращает к нему, но даже и смотреть в его сторону не желает. Как все славно начиналось в вальядолиде, а потом сулейман, выкладывая навозные кучи на дороге в росас, нанес серьезный урон благородному делу сближения и гармонизации отношений между столь отдаленными друг от друга представителями социальных страт, как эрцгерцог и погонщик. Он, то есть субхро, или фриц, или как его там, с дорогой душой предал бы все это забвению, но его проступок, порожденный хмельным желанием разбогатеть, причем — путем неправедным и морально предосудительным, положил конец всякой надежде на восстановление тех почти братских уз, которые на некое волшебное мгновение соединили будущего властелина священной римской империи и убогого слоновожатого. Правы, правы скептики, уверяющие нас, что вся история человечества есть непрерывная череда упущенных возможностей. К счастью, благодаря неиссякаемой щедрости воображения, легко заполнить лакуны, возместить как нельзя лучше протори, перекрыть проходы тупиками, которые вовеки не станут острее, изобрести ключи, чтобы открыть двери, сиротствующие после утраты замочных скважин или вовсе их никогда не имевшие. Тем и занят сейчас фриц, покуда сулейман, с трудом поднимая тяжелые ноги — раз-два, раз-два,— попирает снег, что продолжает копиться на дороге, а вода, из которой он состоит,— коварно превращаться в скользчайшую из наледей. Фриц с горечью думает, что лишь какой-нибудь по-настоящему героический поступок мог бы вернуть ему благоволение максимилиана, но сколько ни крути эту мысль в голове, не отыскивается ничего достаточно грандиозного, чтобы привлечь пусть хоть мимолетный, но приязненный взгляд его высочества. Тут-то он и воображает себе, что колесная ось у эрцгерцогской кареты, недавно сломавшись в первый раз, теперь ломается снова и в открывшуюся от нежданного толчка дверцу выпадает ошеломленная эрцгерцогиня и, запутавшись в своих многочисленных юбках, скользит по не слишком крутому склону оврага вниз, пока не оказывается на самом его дне целая, по счастью, и невредимая. Тогда-то и настает час погонщика фрица. Энергичным прикосновением своей палочки, что служит ему обычно рулевым колесом, направляет он слона к самому краю оврага, заставляет потом воплощением неколебимой надежности спуститься туда, где пребывает все еще полуоглушенная дочь карла пятого. Несколько кирасир устремляются туда же, но максимилиан останавливает их со словами: Погодите, поглядим, как справится. И не успевает еще договорить, как эрцгерцогиня, поднятая хоботом, оказывается меж подогнутых ног погонщика, в близости к нему столь непосредственно-телесной, что во всяком ином случае грянул бы неимоверной силы скандал.