Действительно, как скоро выяснилось, Баал-Шамим был уроженцем великого города Тира, много плававшим и много повидавшим.
Финикиянин умел рассказывать. Перед зачарованным Суэмбахамоном, жадно слушавшим его, вставали волны «Великой зелени», с шипением накатывавшиеся на низкие борта кораблей, свежий запах морского ветра, оставлявший лёгкий привкус соли на губах мореходов, узкая полоса берега, непрерывно сопровождавшая их слева… По словам Баал-Шамима, он неоднократно уходил на своём судёнышке далеко вдоль побережья Ливии, успешно торговал с прибрежными племенами и всегда возвращался с большой прибылью.
— Почему бы господину не принять участие в наших оборотах? — наконец ласково спросил он, заглядывая в лицо собеседника. — Гость великого царя Дельты спокойно наслаждался бы охотой и празднествами; все хлопоты и тревоги достались бы нам. Единственно, что требовалось бы от господина — это немножко денег, которые через несколько месяцев вернулись бы к нему с лихвой…
Суэмбахамон задумался. Драгоценности, главным образом камни, привезённые им с собой, расходились здесь быстро, слишком даже быстро. Что будет с ним, когда все его ценности уйдут? И у кого он сможет просить здесь помощи? Почему не рискнуть? Если он и потеряет, то лишь приблизит на несколько дней неминуемое!
— Хорошо, я согласен! — отрывисто сказал он. — Завтра я привезу тебе деньги, если ты будешь ещё здесь!
Баал-Шамим, низко кланяясь, уверил вельможу, что он готов ждать ещё трое суток. «После этого, — прибавил он с огорчением, — мы должны будем отправиться в путь, чтобы не терять времени благоприятных ветров».
На обратном пути Пенну, ставший во время изгнания в какой — то степени доверенным лицом своего хозяина, попробовал было убедить Суэмбахамона, что финикиянам вообще не стоит доверять, а уж этому бродяге из зарослей в особенности, но вельможа сердито оборвал его и приказал молчать.
На следующий день Суэмбахамон всё с тем же Пенну привёз Баал-Шамиму мешочек с полусотней золотых колец и небольшой, но чистой воды рубин. Он уже загорелся надеждой на обогащение и за ночь трижды увеличивал предназначенную им первоначальную сумму.
Финикиянин два раза тщательно пересчитал кольца и задумался.
— Здесь слишком много, господин, — сказал он наконец с явным сожалением. — Мой корабль небольшой и не сможет взять столько товаров. А доверить твои деньги ещё кому — нибудь я не решусь. Поэтому я возьму у тебя только половину и этот драгоценный камень. Если всё будет благополучно, — финикиянин благоговейно коснулся рукой висевшего у него на шее идольчика, — и мы вернёмся с прибылью, то тогда можно будет купить другой корабль, побольше…
Суэмбахамон с неохотой взял отложенные Баал-Шамимом двадцать колец и пожелал мореходу счастливого ветра.
— Как только мы возвратимся, я явлюсь к тебе, господин, с полным отчётом! Не беспокойся, я хорошо знаю, где ты живёшь. А за доброе пожелание — спасибо! Да помогут нам могучие боги моря и ветра!
Возвращаясь, Пенну ворчал вполголоса, но так, чтобы его господин мог слышать всё сказанное им:
— До чего же хитёр этот финикиянин! Вернул половину — больше взять не могу! Мошенник хорошо рассчитал, что такие слова вызовут доверие. Теперь остаётся только готовить сотню мешков для прибыли — по три на каждое кольцо. Боюсь, что ждать придётся слишком долго!
Суэмбахамон рассеянно смотрел на медленно скользившую мимо лодки зелёную стену высоких тростников и слегка улыбался. Он почему — то был уверен в честности Баал-Шамима.
Теперь дни изгнанника потекли по — иному. К тоскливым думам о прошлом прибавились размышления о том, где в настоящее время находится корабль финикиянина, как проходит торговля и что привезут мореходы из этого путешествия. |