— Почему — поэтому?

— Жена, дуреха, его покрывает. Наверное, сразу же помчалась рассказывать ему о моем визите. А он решит, что ей слишком много известно, достанет пузырек с хлороформом… В общем, рассказ ты читал.

Впереди, на обочине, показалась сине-белая милицейская «десятка», рядом с которой отсвечивал желто-зеленым светоотражающим жилетом подстерегающий добычу гаишник. Светлов инстинктивно вдавил в пол правую ступню, как будто под ней была педаль тормоза, но джип, вопреки его желанию и здравому смыслу, поехал еще быстрее. Через несколько секунд Дмитрий разглядел, что гаишник занят: склонившись над дверцей темного седана, он проверял у кого-то документы. Ручной радар свисал с его левого запястья на кожаном ремешке. Услышав стремительно приближающийся звук мотора и свист шин по асфальту, гаишник вскинул голову и обернулся, но было поздно: обдав его тугим ветром пополам с пылью, джип скрылся за поворотом раньше, чем он успел заметить номер.

Вскоре Юрий, к великому облегчению Светлова, все-таки снизил скорость. Впрочем, как выяснилось через минуту, радовался Дмитрий напрасно: Филатов просто боялся пропустить нужный поворот. Увидев указатель, он резко повернул направо, и началось то, что господин главный редактор ненавидел больше всего на свете, а именно езда по пересеченной местности на джипе, управляемом бывшим редакционным водителем Филатовым.

Выбранный Филатовым разбитый проселок, по всей видимости, позволял сильно сократить путь, но Дмитрий предпочел бы целый день спокойной езды по шоссе десяти минутам этой немилосердной тряски. Машина то и дело с ходу влетала в огромные лужи, с громким плеском поднимая в воздух целые фонтаны грязно-коричневой воды, которая с шорохом обрушивалась на и без того уже залепленные грязью снизу доверху придорожные кусты. Ветки скребли борта, наотмашь хлестали по ветровому стеклу. Поначалу при каждом таком ударе Дмитрий вздрагивал и пригибался, но вскоре привык и перестал реагировать. Под колесами то и дело с хрустом ломались какие-то гнилые дрова, обломки ударяли в днище, как в бубен, заставляя его гудеть и вибрировать. По переднему стеклу медленно сползала жидкая грязь, «дворники» лихорадочно мотались перед глазами, размазывая ее мутной пленкой, сквозь которую лишь с большим трудом можно было разглядеть бешено несущуюся навстречу лесную дорогу. Вспомнив про свой кофр, Дмитрий перегнулся через спинку и заглянул на заднее сиденье. Кофра не было — ни на сиденье, ни на полу, нигде. Потом машина опять козлом подпрыгнула на очередной колдобине, послышался гулкий удар в днище, и Светлов увидел кофр, на мгновение воспаривший над спинкой заднего сиденья и снова ухнувший вниз, в багажный отсек, где громыхало и лязгало какое-то железо. Дмитрий мученически закатил глаза, мысленно прощаясь с дорогущей цифровой камерой, купленной совсем недавно. Протестовать и жаловаться было бесполезно — на веревке его сюда никто не тащил.

Он принял прежнюю позу, мысленно махнув на свое имущество рукой. В конце концов, речь шла о человеческих жизнях, а в подобных случаях не принято считать копейки. Филатов, к примеру, сознательно бил подвеску своей машины в этой сумасшедшей гонке на выживание. Джип джипом, но после таких скачек с препятствиями основательного ремонта ему не миновать, в этом Дмитрий не сомневался.

Он покосился на Филатова. Юрий сидел в расслабленной позе, как будто не гнал очертя голову по российскому бездорожью, а совершал приятную прогулку по пустому загородному шоссе. Вот только лицо у него не соответствовало позе — оно застыло, как гранит. Большие крепкие ладони спокойно лежали на ободе руля, правая время от времени опускалась вниз, чтобы переключить передачу, всякий раз безошибочно находя головку рычага. Пистолета не было видно, но Светлов знал, что он есть. Ему вдруг стало очень неуютно, и он пожалел, что ввязался в это дело. Светлову и раньше приходилось многим рисковать, охотясь за новостями, но сейчас было совсем другое дело.