— Здорово.

— В ближайшее время я привезу его домой. И мы обязательно навестим тебя с разными гостинцами…

— Ты уже позвонила Эрике?

— Да, как и обещала. Твоя невеста уже едет сюда. Разумеется, Эрика немного сердится на тебя за то, что ты скрыл от нее проблемы со здоровьем и даже не сообщил о предстоящей операции. Но я честно старалась убедить ее, что твое молчание — это проявление искренней любви и заботы.

— Спасибо. Пожалуйста, никуда не уходи. Посиди… со мной, пока она не придет, ладно?

— Конечно-конечно, — кивнула она. — Ни о чем не волнуйся. Отдыхай. Кстати, ты случайно не в курсе, где сейчас твой брат?

— У Талбота неожиданно возникли срочные дела на работе, и он ушел, пообещав вернуться… завтра утром.

— Ясно.

После обеда приехала Эрика Тейлор. Черноволосая хрупкая миловидная девушка лет двадцати с большими зелеными глазами неслышно впорхнула в палату и кинулась к нему. Ричард был так счастлив, что даже забыл о ноющей боли во всем теле. В их взволнованном шепоте, взглядах и прикосновениях было столько нежности и страстной любви, что Элизабет поспешила оставить влюбленных наедине. Чуть позже, когда они все-таки познакомились, она извинилась и отправилась домой.

Сев за руль, Элизабет вдруг уронила голову на руки и разрыдалась. События последнего дня вихрем закружились у нее в голове: бесконечное томительное ожидание, пьянящее чувство облегчения и бурная радость, восторженное признание в любви и неслыханная бессердечность Талбота…

А слезы все текли и текли по ее щекам — откуда-то из сокровенных уголков ее измученной души. Она плакала навзрыд, как маленькая девочка, лишившаяся родителей, как юная девушка, осознавшая, что ее поспешный брак обречен, как молодая женщина, познавшая, что такое быть сильной, и как, оказывается, приятно почувствовать себя зависимой от любимого человека, но, увы, не сумевшая зажечь огонь ответного чувства в его груди.

Когда последняя слезинка растворилась в ее печали, Элизабет наконец успокоилась, чувствуя, что разбитое сердце надежно защитило себя от дальнейших посягательств, оградившись от мира высокой непреодолимой стеной. Она ощущала лишь безысходное одиночество и бесконечную пустоту…

В этот момент небо резко потемнело — и по лобовому стеклу гулко забарабанил проливной дождь, словно сочувствуя ее горю. Его мелодия завораживала, успокаивала ее истерзанные нервы. Откинувшись на спинку сиденья, Элизабет закрыла глаза и тут же провалилась в спасительный сон.

Уже стемнело, когда она неохотно разлепила тяжелые веки. Приведя себя в порядок, Элизабет пристегнулась и завела мотор. Выехав за ворота больницы, она поймала себя на мысли, что возвращаться в пустой одинокий дом ей совершенно не хочется. Поэтому ее старенький автомобиль довольно долго колесил по улицам и улочкам Канзас-сити.

Остановив машину крыльца, Элизабет тут же обратила внимание, что в гостиной почему-то горит свет. Сначала она подумала, что утром в спешке просто забыла его выключить. И тут ее осенила неожиданная, непостижимая догадка!

Стараясь унять бешеный стук сердца и всячески убеждая себя, что отныне она прекрасно проживет и без мужчины, так как у нее есть любимый сын и интересная работа, Элизабет торопливо поднялась по ступенькам и открыла дверь. Как завороженная, она поспешила навстречу мерцающему свету и замерла на пороге гостиной, не смея поверить своим глазам…

Свечи! Они были везде — маленькие и большие, изящные и пузатые, простые и ароматизированные, самых разнообразных цветов и форм. В довершение этого великолепия из неосвещенного угла комнаты раздался — такой знакомый, такой родной! — бархатный голос:

— Я давно жду тебя, Элизабет…

— Что… что ты здесь… делаешь, Талбот? — пробормотала она, хватаясь рукой за косяк, чтобы удержаться на ногах.