|
- Да, в некотором роде так оно и есть. На третьем этаже живет мой лакей, Джеймс, а его жена - моя экономка. - Он взглянул на ее прелестное, перепуганное лицо и, заметив, как она взволнована, почти вежливо спросил: - Может быть, ты все-таки объяснишь мне, как ты тут оказалась? Стоило ему только взглянуть на нее, и Ребекка кинулась к нему на грудь, как притянутая магнитом, словно бы прячась в его объятиях от него самого. Ей до смерти хотелось, чтобы он с нежной заботливостью прижал ее к себе, припал к ее губам, хотелось чувствовать прикосновение его сильных рук к ее телу. Сила страсти, которую она испытала, напугала ее. Она не только не узнавала себя, но и, хуже того, не была уверена, что знает Бенедикта. - Мне надо было кое-что купить, ну и заодно решила сделать тебе сюрприз. - Она показала свои свертки; он быстро взял их и положил на стол. - Не скрою, твой визит для меня неожиданность, дорогая, но, разумеется, приятная. - И прикоснувшись губами к ее лбу, он обнял ее за плечи и повел через двойные двери в красиво обставленную комнату. - Я надеялась, что ты не будешь против. Подумала, уж если я в Лондоне, то попытаюсь застать тебя дома. Я знаю, что ты приедешь в субботу, но хотелось поговорить... - Она что-то лепетала, лишь бы не молчать. - Ребекка, подожди. Во-первых, сядь, - скомандовал Бенедикт. - Выпей чего-нибудь и расслабься. Тебе не надо давать объяснения. Ты ведь моя невеста, значит, можешь зайти ко мне в любое время. Она перевела дух и села на большой, обитый бархатом диван. - Я только хотела... - Тут она заметила, что он повернулся к ней спиной, подойдя к деревянному полированному бару высотой почти до потолка, стеклянные панели которого были отделаны бронзой. Она облокотилась на высокую спинку дивана и осмотрелась вокруг с интересом и любопытством. Два широких окна пропускали лучи вечернего солнца, тяжелые темно-зеленые бархатные шторы были схвачены резными бронзовыми кольцами. Мягкие восточные ковры покрывали отполированный паркет. На маленьком столике стоял глобус рядом со стопкой географических журналов - единственный признак некоторой небрежности в этой сверхэлегантной комнате. Стены были увешаны картинами: одна-две написанные маслом и, несомненно, кистью мастера, несколько акварелей и, что ее удивило, множество карикатур. Среди них последние работы Макса Боксера, которые привлекли ее внимание. Она читала в новостях о безвременной кончине художника от кровоизлияния в мозг и вспомнила его рисунок, напечатанный в одной из воскресных газет. - Ты о чем-то задумалась; вспомнила другого, не правда ли? - Голос Бенедикта вторгся в ее размышления. Он стоял рядом и протягивал ей почти полный стакан бренди. - Может, бывшего любовника? - Ради Бога, прекрати, - взмолилась она и взяла стакан в руки. - Я скучала по тебе, - призналась она. “Он ведь все равно знает, как я привязана к нему”. В мыслях она снова спросила себя, не глупо ли вот так, сослепу, вручать свое счастье в руки другому человеку, но тут же отбросила свои сомнения. Она взглянула в его темные глаза, и где-то внутри у нее похолодело, казалось, его напряженный взгляд мог проникать в ее мысли и читать в них все. Внезапная его реплика о бывшем любовнике заставила ее задуматься, не слыхал ли он что-нибудь о старой скандальной истории. Ей бы следовало все ему рассказать, но как-то не было подходящего момента. |
