Он копал всю ночь, но не нашел ничего, кроме пары кротов и кучи червей. В полном изнеможении Патрик вернулся за сапогами и не поверил своим глазам.

— Размером с ноготок.

Он порылся в карманах и протянул мне пару замечательно сделанных крошечных сапог со сбитыми каблуками и потрепанными шнурками.

— Клянусь, они когда-то были мне впору.

Я не знал, верить ему или нет. Заметив, что брови у меня сначала выгнулись, а потом сошлись на переносице, Патрик протянул руку и забрал у меня сапоги.

— Я всю дорогу шел босиком, а когда утром отправился служить мессу, едва доковылял до алтаря. Я так устал, что пришлось устроить пастве выходной. — Он криво ухмыльнулся и похлопал меня по плечу.

— Верь мне. Я рассказываю тебе байки.

Другие байки он мне тоже рассказывал. О Пресвятой Деве, на которую нельзя положиться.

— Женщины — твари умные, — говорил он. — Знают нас как облупленных. Богородица — тоже женщина, даром что святая. Насколько я знаю, ни один мужчина не сумел с ней договориться. Можешь молиться ей хоть день и ночь — она все равно не услышит. Мужчине куда легче иметь дело с самим Христом.

Я пролепетал, что Пресвятая Дева — наша заступница.

— Конечно, но она заступается только за женщин. В моей церкви была статуя, как две капли воды похожая на Богородицу. Когда к ней приходили заплаканные женщины с цветами, я прятался за колонной и — клянусь тебе всеми святыми — сам видел, что статуя двигалась. Но когда приходили мужчины с шапками в руках, просили у Девы то и это и возносили ей молитвы, статуя оставалась недвижной, как камень, из которого ее вытесали. Я устал повторять им правду. Советовал им обращаться прямо к Иисусу (статуя которого стояла рядом), но они не внимали мне. Каждому мужчине нравится, когда его слушает женщина.

— Разве ты сам ей не молишься?

— Конечно, нет. Можно сказать, у нас с ней уговор. Я присматриваю за ней, почитаю, и мы не лезем в дела друг друга. Она вела бы себя иначе, если б ее не изнасиловал Бог-отец…

О чем это он?

— Понимаешь, женщины любят, когда к ним относятся с уважением. Когда просят разрешения прикоснуться. Видишь ли, я всегда считал, что Бог поступил неправильно и несправедливо, когда послал к ней ангела, не спросил разрешения, а потом явился сам, не дав ей даже причесаться. Не думаю, что она его простила. Он слишком торопился. Так что я не осуждаю ее за высокомерие.

Такие мысли о Царице Небесной никогда не приходили мне в голову.

Патрик любил девушек и с удовольствием подсматривал за ними, не спрашивая разрешения.

— Но когда доходит до дела, я не тороплюсь и всегда даю ей время причесаться.

Остаток Рождества мы провели на вершине сторожевой башни, укрывшись за бочонками из-под яблок и играя в карты. Но в канун Нового года Патрик спустил лестницу и сказал, что мы должны сходить к причастию.

— Я неверующий.

— Тогда сходишь со мной за компанию.

Он уговорил меня, пообещав впоследствии распить со мной бутылку коньяка, и мы побрели по обледеневшим улицам в моряцкую церквушку, которую Патрик предпочитал армейским часовням.

Она медленно наполнялась горожанами и горожанками, укутанными тепло, но празднично. Из лагеря мы пришли одни. Возможно, единственные — трезвыми в эту окаянную погоду. Церковь была скромной, если не считать цветных витражей и статуи Царицы Небесной, облаченной в багряные одежды. Против желания я слегка поклонился ей, и Патрик ухмыльнулся.

Мы пели во весь голос; тепло и близость других людей тронули сердце безбожника, и я тоже узрел Господа сквозь иней. Стекла церкви были покрыты морозными узорами, а каменный пол, принявший касание наших коленей, был холоден, как могила.