Наше положение было отчаянным. Смешно было надеяться на то, что мы сможем справиться с двумя здоровенными, разогретыми винными парами мужиками. И тут Катя решила вызвать огонь на себя.

– Кина не будет, – тихо, но отчетливо произнесла она. – Мы не лесбиянки.

– Смотри-ка, у птички с косичкой и голосок прорезался, – весело сказал Марат. – Ну, раз с вашей сексуальной ориентацией все в порядке, будем действовать по заранее намеченному плану. Надеюсь, вы помните о том, что сами согласились поехать с нами? Будем считать, что вы нам понравились. Правда, Саня?

Охранник с готовностью заржал.

– Не беспокойтесь, в накладе не останетесь, бабы на нас еще не жаловались, – продолжал Марат. – А если проявите изобретательность, так мы вам еще и заплатим. По сто баксов хватит? Несовершеннолетней могу накинуть полтинник.

Он откровенно глумился над нами. Как кошка играет со своей добычей, то выпуская, то пряча когти, так Марат дразнил нас. Я оглянулась на Катю – та очень и очень медленно, но все-таки начала расстегивать пуговицы на блузке. В эту секунду она была похожа на зомби, который не может не подчиниться голосу своего хозяина. «Наверное, на нее уже подействовали таблетки и ей теперь все безразлично…» – решила я. Однако делать было нечего – не отдуваться же Катюше за нас обеих. И я, еще медленнее, чем она, начала стягивать с себя футболку. Большего унижения мне не приходилось испытывать никогда в жизни.

– Бельишко-то так себе, сразу видно, что куплено не в «Дикой орхидее», – продолжал юродствовать Марат, бесстыдно разглядывая нас. – Видать, у вашего журнала дела и правда обстоят не лучшим образом. Так ведь чем людей грабить, могли бы найти другой способ зарабатывать деньги. Мы же вам предлагали, правда, Саня? Подключили бы к этому делу свою атаманшу – она баба ладная – глядишь, месяца через два и появились бы у вас эти самые пятнадцать тысяч.

Мы слушали эту отповедь молча. Было нестерпимо стыдно. Несмотря на жару в комнате, мои зубы выбивали отчетливую дробь.

– Да что с ними долго разговаривать, – сказал охранник, который уже давно с вожделением смотрел на Катю.

– Погоди, Саня, – остановил его Марат. – Это всегда успеется. Пусть сначала потанцуют.

Он нажал кнопку магнитофона. «Девушка Прасковья из Подмосковья…» – запричитали «Уматурман». Я невольно вздрогнула, услышав любимую песню своего сына. Егорка умел уморительно кривляться под нее. А еще я вдруг подумала, что Ника в этой ситуации наверняка оказалась бы на высоте. Уж она бы смогла исполнить стриптиз перед этими уродами.

– Двигаться, двигаться, – прикрикивал Саня. – Давайте топлес.

Все это напоминало мне кастинг, но в каком-то гипертрофированном, гадком виде. Вот она – расплата за Маргариту, мелькнуло у меня в голове. Чем не бал Сатаны, уж Марат-то точно ощущает себя по меньшей мере Воландом. Я посмотрела на Катьку и поняла, что она через минуту грохнется в обморок. Это стало последней каплей – я не выдержала и взорвалась. Как говорит в таких случах моя мама, «Остапа понесло»:

– Послушайте, вы! Перестаньте над нами издеваться… Вы привезли нас сюда трахать – так трахайте. Но только перед этим запомните… Ты, – я ткнула пальцем в ошалевшего Саню, – особенно ты, чурка недоделанная: не только на вашем паршивом Кавказе существует обычай кровной мести. У меня есть сын. И пусть он пока еще совсем маленький – я подожду. Тем более что месть – это блюдо, которое следует подавать холодным.