Изменить размер шрифта - +

Достигла величия — и теперь падает тень.
        — Я нашел того, кто прислал из-за моря зеркало Ибрагиму, — неожиданно
сказал Гасан-ага.
        Простые слова помогли Роксолане стряхнуть с себя наваждение. Призраки
отступили, кровавые пятна на рисунках Джентиле Беллини утратили свой зловещий
вид, казались следом небрежности художника, случайным мазком сонной кисти,
непостижимым капризом веселого, а то и хмельного венецианца.
        — Зеркало? — Она с радостью ухватилась за это спасение от призраков,
терзавших ее и на вершине величия с еще большей яростью, чем в рабской
униженности, которую познала в ту ночь, когда была приведена в султанский гарем.
— Кто же этот благодетель?
        Успокоившаяся, она возвратилась к своему шелковому диванчику, удобно
расположилась, даже протянула руку, чтобы налить себе шербета из серебряного
кувшина. Будто сойдя со стены, появилась неизвестно как и откуда служанка в
прозрачной одежде, а за нею тенями подкрадывались евнухи и на самом деле
казались бы тенями, если бы не было у них грязных, липких от сладостей пальцев,
которые старались как можно скорее вытереть — один о шаровары, другой о тюрбан.
        — Убирайтесь вон! — прикрикнула на них султанша.
        Служанку удалила незаметным движением бровей, так, что даже Гасан-ага
поразился ее умению.
        — В том-то и дело, что он не является благодетелем, — сказал Гасан,
отвечая на вопрос Роксоланы. — Это скорее любимец. Точно так же, как Ибрагим был
душой и сердцем своего повелителя.
        — Ты говоришь — был? Неужели его тоже нет, как и нашего грека? Мертвый
послал зеркало мертвому, а я оказалась между ними. Велю убрать его из Гюльхане.
        — Ваше величество, этот человек жив. И, кажется, плывет сюда, чтобы
найти убежище, обещанное ему Ибрагимом.
        — Объясни, — утомленно откинулась она на подушку.
        — Его зовут Лоренцано. Он из рода Медичи, но не из тех, что обладают
влиянием и властью в Италии, а из незнатных. Стал душой и сердцем флорентийского
правителя Алессандро Медичи. Услышал, какой властью обладает Ибрагим над
султаном, начал переписываться с греком, спрашивал советов, оказался способным
учеником. Далее они уже состязались — кто достигнет большей власти над своим
благодетелем. Потом стали следить, кто первым избавится от своего благодетеля,
потому что любимцами становятся лишь для того, чтобы покончить — рано или поздно
— с покровителями, устранить их и занять их место. На случай неудачи они
договорились спасать друг друга. Когда же захватят власть, быть и дальше
сообщниками во всем, пока не покорится им весь многолюдный мир — одному
исламский, другому христианский.
        — Говоришь страшное. Как мог узнать об этом?
        — Ваше величество, письма. Я купил все письма, которые писал этот
Лоренцано Ибрагиму. Грек не знал итальянского, давал читать своему драгоману,
потом приказывал уничтожать письма. А тот продавал их великому драгоману
Юнус-бегу, потому что Юнус-бег поклялся низвергнуть Ибрагима. Может, это он и
открыл глаза султану. Теперь Ибрагим мертв, и Юнус-бег охотно продал мне письма.
В последнем из них Лоренцано сообщает, что убил своего благодетеля во время
охоты, но из Флоренции вынужден бежать, потому что власть захватить не сумел.
Быстрый переход