— Проверить бы надо, — сказал Дементий.

   — Проверяльщик! — вспыхнул государь. — Встречать нужно патриарха, вот что. Сей же миг сыскать умного скорого человека, пусть едут в Севск к боярину Петру Васильевичу Шереметеву, а от Шереметева к гетману Брюховецкому... Из Грузии ли, из Ясс — мимо земли Войска Запорожского не проедет.

Большая суматоха поднялась в Тайном приказе. Большая, да не бестолковая. В тот же день отбыл в Севск подьячий Порфирий Оловянников, человек совсем ещё молодой, но грамотный, памятливый и на глаз цепкий.

Всякий злак и плод, коли не менять семян и деревьев, в конце концов вырождается. Так и в делах государственных.

За Богданом Хмельницким — Юрко Хмельницкий, за Юрко — Выговский, за Выговским — Тетеря. Родственники. В считаные годы докатилось колесо судьбы до слуг Богдановых, до Ивана Мартыновича Брюховецкого.

Власть слуги — власть обезьяны. Копия, но мерзкая. Слуга знает столько же, сколько господин, умеет столько же. Но господин слова и дела свои почитает непрегрешимыми, у слуги даже одежда его новёхонькая исполнена сомнения. А Иван-то Мартынович был лысый! Гетман без оселедца!

Москву Брюховецкий приручил детской хитростью. Советовал царю отменить гетманство, поставить наместника, учредив титул князя Малороссии, даже называл имя наместника: окольничий Фёдор Михайлович Ртищев — мудрый человек, любящий Малороссию, жалующий малороссов.

На Черной раде под Нежином Иван Мартынович, будучи кошевым атаманом запорожцев, дал волю вольнице, и сторонники полковника Самко получили не только под боки, но и по шеям. Самко и многие полковники выборов не признали, и на другой день рада собралась заново. Снова выкрикнули Брюховецкого, да так громко, что противная сторона смолчала.

Брюховецкий же, ухватя булаву, тотчас припустил мстить своим недоброжелателям. Хмельницкий начал Жёлтыми Водами, а Брюховецкий — неправым судом. Москва за судимых не заступилась, и слетели с плеч две надёжные головы — Золотаренко и Самко. Других полковников, голосовавших против, новый гетман заковал в цепи и отправил в Москву, а Москва — в Сибирь.

Слух о прибытии патриарха Нектария оказался ложным, но Оловянников не зря проездил. Скоро от него пришла весть: государева посланца протодьякона Мелетия ограбили в Черкассах. Брюховецкий ограбил!

Для расследования дела тотчас был отправлен майор Иван Сипягин. Видимо, «своих» людей у царя в Войске Запорожском было предостаточно. Сипягин, появившись в Черкассах, на первой же встрече с Брюховецким назвал виновников разбоя: войсковой есаул Нужный, лубенский полковник Гамалей, переяславский Данько. Не прося, а покрикивая, майор потребовал у гетмана сыскать письма восточных патриархов к великому государю.

   — Беда на мою лысую голову! — прикинулся простаком Брюховецкий. — Войско велико, у кого искать?

И получил не в бровь, а в глаз:

   — Многое досталось тебе, гетман. У тебя золотые подушки, у тебя ножики, у тебя чернильница.

   — Я не знал, что это вещи Мелетия! — Иван Мартынович изумился со всею возможною правдивостью. — Ну и подарочки я получил! Всё будет возвращено.

   — Как не воротить?! Грабить государевых людей накладно, — согласился майор. — Я три листа уже сыскал у писаря Савицкого. Можно и другие найти...

   — Пожитки ладно, а листы кому понадобились? — снова заохал Брюховецкий, но майор с гетманом не церемонился.

   — Начни, Иван Мартынович, со своего есаула, с Нужного.

   — Он в Мошны отъехал.