– Встань! – Кажется, кушитские истории ее не очень волновали. – Встань и подними голову! Я дозволяю тебе глядеть на меня!

    Он распрямил колени и прищурился, на миг ослепленный горевшими в чашах огнями. Темный женский силуэт уже не заслонял их; теперь она, вскинув левую руку к лицу, стояла между светильниками, в пятачке мерцающего алого сияния, будто купаясь в нем и в легких своих одеждах, колеблемых движением воздуха. Она была как сказочная фея, явившаяся путнику в ночи; прядь темных, с медным отливом волос падает на грудь, огромные глаза сверкают, трепещут розовые ноздри, и тонкие пальцы у щеки – словно раковина из перламутра. Пляшущие тени делали ее нереальной, эфемерной, и в то же время наполняли жизнью каждую черточку, приковывая взгляд то к маленькому упрямому подбородку, то к губам или ресницам, то к тонкому стану и плавной, подобной амфоре линии бедер. Семен, застывший в восхищении, не смог бы сказать, мила ли она, красива или прекрасна; эти оценки казались бесполезными, ибо она обладала тем, что делает женщину неотразимой, – волшебной, чарующей прелестью.

    Царица ветров и тьмы… – всплыло откуда-то полузабытым воспоминанием. Потом другие слова зашептали, зашелестели, зарокотали, словно волны у подножия утеса: «И ни горние ангелы в высях небес, ни демоны в недрах земли не в силах душу мою разлучить с душою Аннабел Ли…»

    – Ты очень дерзок, – внезапно раздался тихий голос.

    – Ты разрешила смотреть… – Семен запнулся и добавил: – Великая госпожа…

    – Ты смотришь, точно леопард на лань! – Она отступила из светового круга и уселась в кресло. – Точно голодный на лепешку с медом!

    – Я не голоден, и я не леопард. Я – ваятель, моя прекрасная царица! Мне можно так смотреть.

    – Ваятель… всего лишь ваятель… – Ее головка склонилась к плечу, зеленовато-карие глаза смотрели на Семена со странным, почти боязливым выражением. – Инени говорил мне, что ты не просто ваятель! Он говорил, что ты могуч, как бык, бесстрашен, словно лев, стремителен, как сокол… Но запомни: и быков покоряют, и львов укрощают, и соколу связывают крылья!

    – Я уже покорен, укрощен и связан.

    Слова прозвучали будто удары гонга, разделившие жизнь на две половины: первая была пустой и бесцельной, как мастерская скульптора, где вместо изваяний – могильные надгробья; вторую озаряли жар и свет внезапно взошедшей звезды. «Ни ангелы неба, ни демоны недр теперь не разлучат нас», – чуть слышно прошептал Семен. Тайна случившейся с ним метаморфозы вдруг приоткрылась, башня нелепых гипотез и домыслов рухнула, обнажив фундамент; несомненно, он явился в прошлое, чтобы увидеть эту женщину, встретиться с ней, любить ее, запечатлеть в камне облик царицы ветров и тьмы – во множестве камней, чтобы хоть один не затерялся в бурном потоке времени.

    Жизнь обрела цель и смысл.

    Он стоял и смотрел, как тени играют на ее лице, как колышется грудь под полупрозрачной тканью, как скользит по губам нерешительная улыбка. Что-то хочет узнать, мелькнула мысль. Шагнув к сидевшей в кресле женщине, Семен наклонился, пытаясь прочесть вопрос в ее глазах.

    – Достойный Инени сказал, что ты не только силен и бесстрашен, но и мудр… мудр, как Тот, писец богов… Сказал, что твоему уму открыто многое… что боги наделили тебя искусством прорицать… что ты умеешь видеть скрытое гораздо лучше, чем пророки и жрецы Амона… Так ли это?

    – Отчасти, – произнес Семен.