У тех, кто окружал его, лица были скрыты капюшонами. Дело свое они делали молча и профессионально, не отвлекаясь на разговоры и эмоции. Испанский сапог сменялся дыбой, дыбу меняли тиски для пальцев. Клещи наливались пурпуром в пламени жаровни, на теле появлялись новые и новые кровоточащие отметины. Когда начал терять сознание, то, что от него осталось, завернули в брезент, судя по шершавости ткани. Один из палачей взялся за ноги, другой за голову. Ноги резко дернуло вверх, раздался сухой треск, словно сломалась большая ветка, и наступила темнота…

Сердце колотилось обезумевшим зверьком о прутья грудной клетки, мышцы болели, словно от усталости, когда Николай проснулся в ужасе. Зажег свет и тщательно осмотрел себя: «Сон, только сон», — откинулся на подушку с облегчением. На теле не было ни следа тех мучений, что перенес только что. Только боль еще гнездилась в теле, неохотно отступая, постепенно растворяясь в ночной тишине. На часах было лишь пять часов утра. «Можно спать дальше» — решил Николай, и свет снова потух.

Субботнее утро вступало в свои права медленно и неохотно. У всех в субботу выходной, а утру — хочешь не хочешь, выходи на небо. Утру это явно не нравилось, занималось оно мрачно и уныло. Серые облака покрывали небосклон, мелкий дождь моросил, мелкой пылью орошая пустынные улицы. Проснулся Николай свежим и отдохнувшим. Ночной кошмар не забылся, но потерял яркость, спрятался куда-то в задние комнаты сознания, скрылся за шторами повседневности. Не вспоминать, так вроде и не было ничего, а вспомнишь, створки разойдутся, и вот он, во всей своей неприглядной яркости.

Встал, умылся, сделал зарядку и отправился на кухню. Чайник, послушно проглотив порцию воды, никак не хотел закипать. В ожидании Николай невольно вспомнил ночные видения во всех деталях, склизкая дрожь пробежала по коже. Затем память, в последнее время частенько поступающая по своему разумению, подсунула уже поднадоевшего дракона, все пытающегося загасить дневное светило. Пол неожиданно ушел из-под ног, тело просто отказалось слушаться, мускулы мгновенно одеревенели. Удара о пол Николай не почувствовал, просто все почернело перед глазами. Мир вокруг лопнул, взорвался жидким пламенем, который хлынул в позвоночник. Огонь жег изнутри, и это было больно, почти столь же больно, как и во сне. Николай попытался закричать, но не смог, потому что с ужасом ощутил, что не помнит, как это делается. Огонь тем временем сконцентрировался в семь гигантских костров внутри его тела: в копчике, немного ниже пупка, в солнечном сплетении, в сердце, в горле, между бровями и на макушке. Тело сделалось прозрачным, как вода, и он видел отчетливо все, что с ним происходило. Пламя превращалось то в огненные колеса, то в разноцветные бутоны невиданных цветов, то в воронки, как бы из прозрачного стекла разных цветов. Желтые, голубые, фиолетовые лучи пронизывали тело, тьма бежала перед ними, зарницы невиданных на земле оттенков вспыхивали в мозгу, радуги зажигались, дрожали и гасли. Он чувствовал, что нечто умирает в нем, нечто может быть и не нужное, что давно пора выбросить, но привычное, свое, родное. Пришла печаль, печаль расставания. Вместе с ней в сердце появилась и радость, радость обновления, радость освобождения, радость человека, что, наконец, может скинуть с плеч тяжелый груз и может вдохнуть полной грудью, радуясь окружающему миру. Сияние становилось все ярче и ярче, застилая зрение; на какойто миг Николай отключился от происходящего, а когда очнулся, то все исчезло, он просто лежал на полу в кухне, а на плите сердито потрескивал выкипевший чайник.

С трудом поднялся с пола, выключил плиту, едва не упал от слабости. Добрел до дивана и рухнул на него, раздавленный неведомо откуда взявшейся тяжелой усталостью. Веки закрылись, и наступила темнота…

Глава 6.