В моих зрачках — лишь мне понятный сон.

В них мир видений зыбких и обманных

Таких же без конца непостоянных,

Как дымка, что скрывает горный склон.

Небольшая комната, мебели почти нет, лишь невысокий столик у стены. Человек со склоненной головой стоит на коленях перед картиной, висящей на стене. Свет падает, как кажется, прямо из портрета, освещает красивое, волевое лицо: человек этот известен миру как Волков Анатолий Иванович, доктор психологии. Губы его шевелятся, почти неслышная речь адресована кому-то, кто скрыт за картиной:

— Он согласился, о мудрейший.

— Хорошо, Ранмир. Молодец. Славно поработал, — кажется, что звук идет отовсюду, что с человеком говорят сами стены.

— Завтра я отвезу его в святилище. Оттуда мы его уже не выпустим, либо завербуем, либо сломаем. Но я думаю, что он стоит того, чтобы попытаться сохранить его талант для Ордена. Жалко губить такие задатки.

— Это зависит от того, насколько глубоко зараза Василия Валентина проникла в него, после определенного порога изменения становятся необратимыми, и тогда даже Девятеро не смогут добиться от него покорности, — голос из ниоткуда неожиданно приобрел плотность, окреп, в нем появились металлические нотки. — Ты просмотрел его ауру?

— Я пытался, Владыка. Но мои попытки оказались безуспешными. Что-то постоянно отвлекало меня в этот момент, мешало сосредоточиться, какие-то вспышки на краю видения. Но все же я разглядел, что чакры у него работают все, крупных энергетических искажений нет.

— Так. Значит, он уже открывал книгу. Или изначально обладает способностью противостоять видящим. Твоей вины здесь нет, такую защиту сможет преодолеть только маг наивысшего посвящения.

— Я никогда не сталкивался с такой штукой ранее.

— Это встречается редко, ни мы, ни черные не пользуемся такой блокировкой, слишком она сложна. Вернемся к делу. В святилище эта защита ему не поможет никак. Магистр России и трое магов помогут тебе в решающий момент, они уже в пути. Да, и не забудь о черных, ведь Огрев также и их цель.

— Все под контролем, о мудрейший. Мы выявили почти всех их агентов. Завтра утром они будут нейтрализованы.

— Я доволен тобой, Ранмир. Больше нападений на Огрева не было?

— Нет, тогда я их здорово напугал.

— Хорошо. Если успешно проведешь операцию, то я представлю тебя к степени Магистра.

— Это большая честь, Владыка. Я постараюсь быть достойным ее, — Ранмир поклонился. Сияние постепенно исчезло, комната приобрела обыденный вид, а на стене теперь висел самый обычный портрет, портрет человека, изображенного в плаще с капюшоном, полностью скрывающем лицо.

Ночь, поляна в лесу. Пламя костра выхватывает из тьмы три темные фигуры. Трое людей сидят на толстом бревне. Одеты они очень странно для холодной осенней ночи: босые, широкие черные мантии прямо на голое тело. Но холод и сырость не трогают сидящих, они спокойно чего-то ждут, не обращая внимания на ветер и дождь.

Костер неожиданно взрывается снопом разноцветных искр, пламя скачком увеличилось почти вдвое. Трое мгновенно вскакивают, расходятся, образовав равносторонний треугольник вокруг костра. Подняли руки, обращая ладони в сторону ревущего в лесной тиши пламени. Лица напряжены, дыхание тяжелеет, один не выдержал, застонал сквозь зубы. Пламя вскипает, бурлит, еще один сноп искр улетает к облакам, и прямо из костра на жухлую октябрьскую траву выходит человек. Одет он так же, как и встречавшие, в черную мантию, лишь на шее, багрово отсвечивая пламенем костра, золотая цепь с амулетом в виде перевернутой пентаграммы. Троица тут же опускает руки, пламя возвращается к нормальному размеру.

— Приветствую вас, господа, — мелодичный, звонкий голос мог бы принадлежать совсем молодому мужчине, но седые пряди и морщины на лице выходца из костра говорили о зрелом возрасте.