Здесь, в спокойном сумраке, у тлеющих ровным огнем углей, хорошо
думалось. Впервые за много дней можно было порассуждать о том, что в его
положении можно назвать перспективой.
Итак, ему удалось вырваться из сибирского ада. Теперь будущее
становилось яснее, поход в Шекар-Гомп, несмотря на все трудности и
обязательный - и столь уже привычный - смертельный риск, казался последним
испытанием. Если они с краснопузым Косухиным уцелеют, да еще непонятным
пока образом вызволят Наташу Берг, остается только добраться до ближайшего
порта, откуда корабль увезет его по зеленому весеннему морю в далекую
Францию, где можно просто жить, смотреть в окошко комнаты на кирпичную
стену, почитывать эмигрантские газеты и ждать, покуда в далеком, чудовищно
далеком будущем умирающий старик увидит на экране непонятного чудного
устройства поднимающийся над огромным куполом трехцветный флаг...
Это было искушение, несравнимое ни с чем. В семнадцатом Арцеулов мог
не уезжать на Дон, скрыться у родственников в Твери, варить гуталин а то и
пойти на советскую службу. Весной 19-го мог сослаться на ранения и
попроситься в тыл, поближе к океану, - и теперь разглядывать разноцветных
медуз у японских берегов. Тогда он выдержал - и вновь шел туда, где и
должен быть русский офицер.
Выходило так, что теперь он, наконец, имеет право на покой. Он
отвоевался - как сказал бы краснопузый Степа - и может спокойно катить под
парижские каштаны. И вся его будущая жизнь - возможно, долгая и по-своему
счастливая, - станет лишь бесконечным эпилогом к тому, чем он жил в эти
страшные годы. А может, наоборот - Смута будет казаться коротким эпизодом
молодости, когда Ростислав нелепо и ненужно рисковал жизнью, - такой
бесконечно дорогой и единственной.
Взгляд капитана упал на спокойное и оттого очень молодое и даже
красивое лицо спящего Косухина, и он внезапно подумал, что станет делать
потомственный дворянин Степа, буде они вырвутся к зеленому морю и уютной
каюте. Краснопузый тоже воевал с семнадцатого, и ему не обещано долгой
жизни под галльским небом. Уговорить его кинуть всю эту дурь с коммунией и
вместе выращивать шампиньоны? Арцеулов улыбнулся, заранее представив себе
буйную реакцию неугомонного фанатика-коммуниста. Нет, Степа поедет обратно
делать мировую революцию, чтобы упасть где-нибудь под пулями или, - если
видение не лгало - в неведомом застенке под ударами прикладов...
Ростиславу стало стыдно. Он вдруг понял - вернее догадался - одной из
причин, - не главной ли? - их поражения. Эта причина была перед ним -
краснопузый Степа, отважный командир рабоче-крестьянской красной армии.
Арцеулов подумал, что будет, если такого посадить за парту, как следует
подучить и снова послать в бой. Что ж, он знал ответ - Ростислав вспомнил
полковника Лебедева. И тогда красные действительно будут идти от победы к
победе, в небо взлетит новый "Мономах", но уже советский и, кто знает, не
сбудется ли безумный бред о всемирной Совдепии. |