Изменить размер шрифта - +
..
     Конечно, во сне может привидеться всякое,  но  Косухин,  несмотря  на
твердое  убеждение  в  материальности  мира,  почему-то  был  уверен,  что
приснилось это неспроста. Впрочем, вспомнив читанную  когда-то  в  порядке
обязательного самообразования брошюрку, Косухин  рассудил,  что  сон  есть
продукт деятельности головного, то есть его  собственного,  мозга.  Ничего
удивительного, что ему снятся события, похожие на правду. Он твердо помнил
из брошюры, что возможности этого самого головного мозга до  конца  покуда
не изучены, а значит, вполне  вероятно  и  даже  логично,  что  многое  из
кажущегося ему чуть ли не чудесным, есть попросту явления,  наукой  доселе
не понятые. Например, отчего бы его собственному  мозгу  не  предупреждать
Степу об опасности или о прочих неожиданностях.
     На том Степа и успокоился. В конце  концов,  если  во  сне  ему  было
предупреждение, то тем лучше. Он готов и поговорить. Косухин не чувствовал
угрозы, но на всякий случай пододвинул нож поближе.
     Впрочем, покуда  все  было  тихо,  горы  молчали,  а  ночной  воздух,
казалось, слегка звенел. Очаг погас, Степа  подкинул  несколько  поленьев,
хотя  холода,  несмотря  на  рыбий  мех  шинели,  не   чувствовал.   Огонь
разгорелся, и Косухину стало веселее.
     Он взглянул на укрывшегося тулупом  с  головой  капитана,  озабоченно
подумав, что с беляком надо  будет  что-то  делать.  Ростислава  следовало
немедленно отправить в госпиталь. Косухин навидался контузий и  знал,  что
тогда в самолете капитану досталось крепко.  Затем  ему,  Степе,  придется
походить  по  коридорам  ЦК,  дабы  выписать  недорезанному  белогвардейцу
надежную справку. Амнистия -  амнистией,  а  Степа  хорошо  знал,  на  что
способны славные ребята из чека. После  всего  этого  Арцеулова  следовало
устроить на работу, дабы гнилой  интеллигент  не  умер  с  голоду  или  не
направился с револьвером на  большую  дорогу.  В  общем,  дело  предстояло
хлопотное, да еще на фоне общих экономических трудностей и проблем мировой
революции.
     "А вдруг его опять воевать потянет?" - подумал было Степа, но тут  же
решил, что Арцеулов хоть и белый гад, но не дурак и не псих,  а  значит  с
него вполне должно хватить суровых уроков классовой борьбы. Защищать белое
дело, да еще на третьем году советской власти, по мнению Степы, могли лишь
люди не только без совести, но и без головы.
     В общем, это была еще одна забота, не говоря уже о том,  что  впереди
намечалось нечто вообще труднопредставимое  -  найти  чертов  монастырь  и
вызволить оттуда Наташу. Шекар-Гомп представлялся Степе, мало знакомому  с
восточной спецификой, чем-то вроде виденных  им  православных  монастырей,
где обитали мракобесы-монахи в черных балахонах. У ворот  монастыря  Степа
представлял себе всенепременно пару пулеметов, а то и  пушку.  На  большее
фантазии не хватало, но и этого вполне достаточно против двух ножей.
     Степа вновь, в который раз, стал думать о том, как худо в  незнакомом
месте без оружия, как вдруг его словно  что-то  подтолкнуло.
Быстрый переход