— Джейми, — прошептала я. — Пожалуйста.

Он медленно повернулся ко мне. Лицо его казалось спокойным, хотя кошачьи глаза сузились еще больше, когда он взглянул на меня, затем потянулся ко мне и схватил за руку.

— Ты хочешь, чтобы я побил тебя? — мягко спросил он. Он все крепче сжимал мою руку, так, что я невольно вскрикнула, пытаясь отнять ее. Он силой удержал меня, затем положил на траву. Я чувствовала, что во мне все дрожит, тело покрылось гусиной кожей, и я еле выдавила из себя:

— Да.

Не спуская с меня глаз, одной рукой придерживая меня за руку, другой он сорвал кустики крапивы — один, два… десять…

— Крестьяне Гаскони стегали своих неверных жен крапивой, — сказал он. Он опустил пучок крапивы мне на грудь, я задохнулась от неожиданности и боли, а на груди, словно по волшебству, выступили красные пятна. — Ты хочешь, чтобы я продолжал? Ты хочешь, чтобы я на казал тебя таким образом?

— Если… если тебе так хочется. — Губы мои так сильно дрожали, что я с трудом могла разговаривать. Несколько кусочков земли с корней крапивы упали мне на грудь, один кусочек скатился вниз. «Это от толчков сердца», — подумала я. Грудь продолжала пылать огнем от крапивы. Я закрыла глаза и живо представила, что будет дальше со мной, но вдруг рука Джейми, сжимающая мою руку, ослабла. Я открыла глаза и увидела Джейми, сидящего возле меня, скрестив ноги. Пучок крапивы валялся далеко в стороне. Жалкая улыбка блуждала на его губах.

— Когда я выпорол тебя первый раз — вполне заслуженно, — ты поклялась, что выпустишь мне кишки моим же собственным кинжалом. Теперь ты хочешь, чтобы я отхлестал тебя крапивой. — Он медленно покачал головой в некоторой растерянности: — Значит, ты так высоко чтишь мое мужское достоинство?

— Значит, чту, черт тебя побери! — Я села, обхватила его за плечи и, к нашему обоюдному удивлению, крепко поцеловала его, хотя и неумело. Я почувствовала, как он невольно встрепенулся, крепко прижал меня к себе, отвечая на мой поцелуй. Потом всем телом навалился на меня, так прижав к земле, что я лишь с трудом могла перевести дух. Его широкие плечи заслонили от меня яркое солнце. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Я была целиком в его власти.

— Вот так, — прошептал он. Его взгляд пронзил меня насквозь, так что я вынуждена была зажмуриться. — Как ты и хотела, я накажу тебя.

Его бедра властно заявили о себе, и я почувствовала, как мои ноги покорно раздвигаются под натиском его страсти.

— Никогда! Скажи, что никогда ни один мужчина не будет обладать тобой. Смотри мне в глаза! Обещай! Вот, смотри на меня! Клэр! — Он стремительно, с силой, вошел в меня. Я застонала и отвернула бы от него голову, но он крепко держал мое лицо ладонями, заставляя смотреть ему в глаза, видеть его большой сладострастный рот, кривившийся от боли. — Никогда! — произнес он более мягко. — Потому что ты принадлежишь только мне. Ты жена моя, сердце мое, душа моя.

Я не могла пошевелиться под тяжестью его тела, но соприкосновение нашей плоти было так сладостно, что мне хотелось этого снова и снова. Еще и еще.

— Моя, только моя, — шептал он, тяжело дыша и давая мне то, чего я так страстно желала. Я извивалась под ним, словно желая ускользнуть, изгибалась дугой, устремляясь ему навстречу. Он распластывался на мне, вытянувшись во весь свой рост, и оставался несколько мгновений неподвижным.

Трава подо мной была жесткой и колючей, запах сломанных стеблей был таким же терпким, как запах мужчины, овладевшего мной.