Изменить размер шрифта - +
Мать – инвалид, получающая мизерную пенсию, отца нет – сбежал из семьи сразу после рождения дочери. Надоело нищенствовать и отказывать себе в самом насущном. Профессией, неважно престижной либо непрестижной, она так и не обзавелась – по нынешним временам, стенографирование или умение работать на компьютере – не профессия.

Остается или устроиться секретаршей, или пополнить ряды торговок собственным телом. Благо, по мнению подруг, тело у нее привлекательное, легкая полнота не портит женские формы, наоборот, четче обозначает их округлости.

Пусть носатый работодатель сполна оценит девичьи прелести. По сравнению с худющими, косыми и хромыми девчонками, у которых грудь от живота не отличишь, она – лакомый кусочек, которым и попользоваться не грех и похвастать перед знакомыми лестно.

Людмила знает себе цену. Только бы оформиться на работу, только бы понравиться будущему, дай то Бог, боссу.

Она жеманно позирует и улыбается. В меру – стыдливо, в меру – кокетливо. Подавляя в себе неприятные ощущения ползающих по телу взглядов червяков. Выразишь недовольство – останешься при своих интересах, с материнской пенсией и сладкими сновидениями.

– Работать со мной трудно, – наконец, приступает к деловой беседе Молвин. – Иногда приходится прихватывать вечера и… ночи.

Прозрачный намек слегка приоткрыл «служебные обязанности» будущей секретарши. Ничего страшного, подумала про себя Людмила, все мужики по складу характера и желаниям – вонючие козлы. Других девушка не знала. Придется терпеть и научиться призывным улыбкам и манящим жестам. Иначе в смутное время не проживешь. А дойдет до «главного» – изобразить неземную страсть, неожиданно «вспыхнувшую» у подчиненной к своему хозяину. Если, конечно, не удастся выскользнуть из мерзких об"ятий сластолюбца.

– Самое главное – держать рот на замке, – продолжил Егор Артемович, остановившись против девицы и вонзая ей в лицо пронизывающий взгляд. – Секретарь видного политика, которым я являюсь, поневоле становится свидетельницей встреч и бесед, суть которых не должна выноситься из служебного помещения… Насколько я понял, вы закончили курсы стенографии?

– Да, – в меру стыдливо улыбнулась Новожилова, опуская карие глазки. – И курсы работы на компьютере – тоже… Стенографистки в наш век никому не нужны, а вот компьютеры…

– Молчанию не учились? – недовольно перебил болтушку носатый. – Или таких курсов еще не придумали?

– Можете быть спокойны. Когда надо – слова не скажу.

Девица, вроде, подходит по всем статьям. Ощупать бы ее – опасно, вдруг взбрыкнет, на подобии дикой кобылки. Вон какие зубки открыла, улыбаясь – мелкие, хищные, но ровные, белоснежные. Полновата, не без этого, хотелось бы – поизящней. Впрочем, нередко полнота – хранилище женских взрывчатых эмоций.

Всему свое время, решил многоопытный политик, возьму в командировку, испробую на вкус – вдруг понравится. А не понравится – легче легкого отправить девку туда, откуда она появилась.

Главное все же – умение молчать, сохранять в целости доверенные ей секреты. Молвин почему то верит – не продаст. И эта непонятная уверенность настораживает и радует его.

– Ваше рабочее место – приемная, между двумя кабинетами: моим и советника президента. Соответственно, будете обслуживать двоих…

Девица вопросительно моргнула. В каком, дескать, качестве обслуживать? И – в какой очередности?

Молвин нахмурился. Излишняя сообразительность нередко опасней откровенной тупости.

– Докладывать почту… Естественно, после моего предварительного просмотра. Бумаги на подпись. В такой же последовательности. Кофе, чай, прочие услуги… Советник – пожилой человек, ему немногое требуется, иногда – обычное внимание… Вам все понятно?

Еще бы, ясно, как Божий день.

Быстрый переход