– Думаешь, не продаст? – внимательно оглядев «хранительницу», недоверчиво бросил посетитель. – Признаться, никому не доверяю. Часто – сам себе. Ибо в наш рыночный век все продается и покупается, вопрос – в цене. Поэтому и спрашиваю.

– Не могу же я разговаривать и писать одновременно? А фиксировать беседы необходимо. Стар я становлюсь, память подводит… К тому же, магнитофонные записи легко стираются…

– А бумаги пропадают, – ехидно подхватил посетитель.

Молвин ни на минуту не сомневался – в кармане одышливого работает портативный магнитофончик. Поэтому следил за собой, контролировал выражения, старался говорить максимально спокойно и равнодушно.

Егор Артемович отлично изучил характер Николаева. Да и как же не разобраться во внутренностях собственного двоюродного брата, который после длительной разлуки появился перед родственником?

Мужчины некоторое время лениво поспорили на тему о доверии и недоверии. Людмила ожидала решения босса – оставаться либо оставить беседующих наедине? Тот, не колеблясь, утвердительно повел «бананом» – оставайся, мол, не обращай внимания на старого хрыча.

Разговор шел о каких то квотах, таможенных поборах, грабительских налогах. Седой посетитель наседал, хозяин кабинета – в глухой защите.

Иногда Молвин оборачивался к секретарше.

– Это не записывай…

Иногда поднимал вровень с подбородком указательный палец – сигнал быть максимально внимательной, не пропустить ни одного слова. Но чаще – пропусти, не фиксируй, опасно.

– Там, – седоголовый показал пальцем себе за спину, – особенно интересуются нашей военной техникой. В частности, танками. Слышал, в российской армии явный переизбыток, после сокращения станут сдавать в металлолом. А на этих танках можно прилично заработать. Не одному же Росвооружению хапать?

– Опасно, – мямлил помощник советника, разглядывая ухоженные ногти. – Засекут – лишишься и должности, и, возможно, – свободы… И потом – привык быть патриотом, не продавать Родину.

Седоволосый презрительно что то промычал, будто выругался. В адрес патриотов дурней и усеченной до предела, так называемой, «Родины». Похоже, его бесит сверхнаивность помощника советника Президента, выводят из себя урапатриотические высказывания.

– Кто засечет? ФСБ? Безопасники у меня вон где сидят, – посетитель приподнялся и ткнул пальцем в сидение, потом так же резко уселся. Будто продемонстрировал, во что превратятся люди, осмелившиеся залезть в дела выгодного бизнеса. – А если и засекут – что? Мигом заткнем болтливые пасти парочкой миллионов. Естественно, баксов. Не обеднеем.

– И все же…

– Мы готовы оплатить твои услуги, – понизил голос бизнесмен. – Как всегда, в твердой валюте… Надеюсь, стенографистка пропустит эту часть нашего разговора?

Егор Артемович разрешающе кивнул – пропусти. Но пальцем показал – записывай. И поподробней.

– От тебя требуется такая малость, что даже неудобно говорить. Подготовить за подписью советника справку Президенту и, соответственно, его распоряжение министру обороны. Не возражаю или на ваше усмотрение – не знаю, как принято в твоем ведомстве. И за такие плевые бумажки…

– Взяток не беру. Не обучен. Шиковать – не тот возраст, а для нормальной жизни хватает зарплаты, – громко продекламировал Молвин, скосив на секретаршу вопросительный взгляд: успела зафиксировать патриотичское высказывание или повторить?

Людмиле показалось – седоголовый поднимется и врежет боссу по морде. Покраснел, в с"узившихся глазах замерцали искры.

Удержался, не врезал.