|
- Я думала, что ты возвращаешься домой в Канн на велосипеде... Его отец погиб на войне, и он жил в Канне с матерью, которая работала уборщицей. - Я не обязан этого делать... - сказал он, не вдаваясь в объяснения. Не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы догадаться после его дневных признаний, на что он надеялся. И Селита спрашивала себя, что же ей делать. У нее напрочь отсутствовала материнская струнка, какая была, например, у Мари-Лу, которая, несмотря на свои двадцать пять лет, обращалась с мужчинами, в том числе со своим почтенным банковским уполномоченным, как с большими младенцами. Не было у нее и того любопытства, которое вызывало у Наташи при виде мальчика желание как-нибудь между прочим отведать это диковинное лакомство. Селита же чувствовала себя неловко, потому что она не хотела причинять зла Эмилю и одновременно сама немного побаивалась его. В "Монико" он, конечно, находился в самом низу иерархической лестницы, но именно по этой причине его не стеснялись, и он все видел, все слышал, был, между прочим, единственным из персонала, кто бывал даже в квартире у хозяев. Был ли он уже уверен, что добьется своего? Во всяком случае, Эмиль не говорил об этом. - Вы, кажется, были сегодня великолепны, мадмуазель Селита. - Кто тебе это сказал? - Да все. Мне это очень приятно было слышать, я ведь заранее знал, что так и будет. Я даже держал пари с Людо. - Ты держал пари на то, что я извинюсь? - Я держал пари на то, что вы не будете таить злобу против них. Вы не такая, как они. Все это придумала Наташа. Ей нельзя верить. Другие не так умны, как она, чтобы быть по-настоящему злыми. Кстати, я уточнил насчет доктора в Ницце. Смотрел он мадам Флоранс. - Как ты узнал? - Да потому, что это специалист по женским болезням. - Гинеколог? - Да, это именно то слово, я прочитал его в телефонном справочнике, но не запомнил. Они добрались до площади, где торговка овощами закрывала ставни своей лавки и где какой-то араб спал, сидя на скамье, положив под голову согнутую руку. У Франсины горел свет. - Вы ушли, оставив окно открытым, - заметил Эмиль. Это было действительно так. Покидая днем квартиру, Селита была не в том настроении, чтобы думать об окне. - На первом этаже. Вы не должны были так оставлять... Кто угодно мог влезть... Она посмотрела на него, делая усилие, чтобы не рассмеяться, ибо она угадала его хитрую уловку. - Ты, значит, боишься за меня? - Представьте себе, что вот тот тип со скамейки мог бы пойти спать в квартиру, а то и ограбить ее... - Но он этого не сделал, ты же видишь. - Но он не один такой. - И ты предлагаешь зайти со мной, чтобы убедиться, что все в порядке? За минуту до этого он тоже улыбался, весело перекидывался с ней словами. Но как только Селита поставила ногу на порог, лицо Эмиля стало напряженным. Видно было, что он так сильно взволнован, что вот-вот разрыдается. - Я вас умоляю, мадмуазель Селита... Ей очень хотелось сказать "нет", но у нее не хватило духу. Совсем еще недавно у Леона, когда он обращался к Мадо, было точно такое же умоляющее выражение лица, как у Эмиля. |
