|
Когда он уже одевался, было видно, что он очень взволнован. Приходя к ней после этого случая, он никогда не намекал ей о том, что произошло в тот день. И только сейчас, кажется, он высказал свой ответ, швырнув ей в лицо: - Ты что, хочешь, чтобы я напомнил тебе о гарденале? Ей нужно успокоиться. Нет, она не уйдет до тех пор, пока ее не выкинут силой. Вот тогда-то она всерьез примет гарденал, поскольку ей уже нечего будет терять. Все эти автомобили, некоторые стоимостью больше миллиона, принадлежали людям, которые заплатили, чтобы посмотреть, как раздеваются четыре женщины, а особенно на то, как Мадо, разыгрывая свою гнусную комедию, изображает из себя девушку, почти теряющую сознание под взглядами мужчин, возбужденных видом ее голого тела. - Как бы мне хотелось расправиться с этой гадиной! - бормотала сквозь зубы Селита, стоя в одиночестве посреди тротуара. Но придет когда-нибудь день, она в этом уверена, и ей представится возможность отомстить, а пока нужно сдерживаться, сохранять спокойствие. - Спокойно, Селита, спокойно, - повторяла она как заклинание. Черты ее лица и в самом деле обретали нормальное выражение. Она нашла в себе силы даже улыбнуться Эмилю, смотревшему на нее с перепуганным видом, и крикнуть ему: - Ну, ты слышал, какие были звонкие пощечины? Леон не выкинул ее за дверь тут же, значит, и не будет пока этого делать. Следовательно, не все еще потеряно. Уже на следующий день она звонила в квартиру Турмэров, расположенную в доме респектабельного вида, построенном из желтоватого камня, из которого строили в Канне пятьдесят лет тому назад. Лестница была мраморная, двери темные, с медными ручками. Открыла ей девчушка лет шестнадцати, плохо причесанная, немытая. - Я хотела бы повидать мадам Флоранс. Скажите, что это Селита. - Я спрошу у медсестры. Подождите, пожалуйста, здесь. Она ввела ее в гостиную с разностильной мебелью, натертой до блеска воском, с коврами, безделушками, литографиями и портретами на стенах, с медным козырьком перед камином. Такая гостиная вполне могла бы принадлежать любой обеспеченной чете, удалившейся на покой. Казалось, что Леон и Флоранс, которые провели почти всю жизнь в беспорядочной и богемной среде Монмартра и до сих пор жили как бы вне общества, предприняли значительные усилия, чтобы окружить себя солидной и внушающей доверие обстановкой. Плотные занавеси окаймляли окна, а через тонкую муслиновую ткань на стекле виднелась неподвижная листва платанов, освещенных солнцем. Полная женщина в белом халате с мужеподобной внешностью показалась в проеме двери. - Вы сейчас увидите мадам Турмэр, но я вас прошу быть у нее не более десяти минут и не давать ей много говорить, ибо ее сейчас утомляет малейшее усилие. - Как она себя чувствует? Медсестра приложила палец к губам, указала на дверь, оставшуюся открытой, и сказала громким голосом, с тем чтобы ее услышала больная: - Курс выздоровления проходит нормально, и врач доволен прогрессом. Теперь, как всегда после таких операций, это вопрос времени, терпения и воли. Уже начали лгать больной, что было плохим признаком. Селита это знала, и у нее сжалось сердце. И тем не менее она действительно несколько месяцев назад желала ее смерти и была бы способна сделать то, о чем говорила Леону. |
