Какое-то внезапное движение, будто кто-то выскочил из укрытия над ним, неясные очертания человека. Прежде чем Лок успел прицелиться, силуэт исчез.

Он медленно начал подниматься к последнему пролету лестницы, держа перед собой «ЗИГ» с указательным пальцем на спуске. Наверху было две двери: одна слева, футах в шести, другая, полуоткрытая, справа.

Он выбрал правую дверь и распахнул ее носком ботинка. В комнате воняло плесенью и мусором. Внутри стоял стол, за ним — картотечный шкаф. Открытое окно выходило в переулок. В раме торчал стальной костыль; синяя веревка, обвязанная вокруг него, исчезала в прозрачном воздухе. Лок подошел к ней и высунулся из окна, успев заметить, как и ожидал, спины убегающих снайперов.

Он включил рацию.

— Тай? — прошептал он.

— Здесь.

— Корейский магазинчик, полквартала дальше. Второй этаж.

— ОК, мужик, сейчас передам дальше.

При некоторой удаче спецназ сможет оцепить периметр квартала и найти стрелков, прежде чем им удастся слинять. Нью-Йорк предоставляет психам исключительные возможности маскировки в городской среде, но даже здесь потный убийца, который тащит орудие своего ремесла, будет здорово выделяться из толпы.

Лок прошел обратно по коридору, остановившись у второй, закрытой двери, затем отступил и поднял ногу. От удара ботинка дверь распахнулась. Раздался оглушительный грохот. Леска, привязанная к дверной ручке, дернула спуск дробовика. Сила удара отшвырнула Лока назад, к перилам. Он тяжело приземлился на спину, врезавшись головой в стену и оставив глубокую вмятину в гипсокартоне. Затем мир исчез.

Глава 6

Группа машин сбилась в кучку у эксклюзивного жилого квартала. Двигатели работали, выхлопные трубы плевались маленькими облачками дыма, катившимися через шоссе Рузвельта до самого края Ист-Ривер.

Наталья Веровская пряталась под большим зонтиком с логотипом Four Seasons у входа с зеленым козырьком. Стоя отдельно от других нянек и бонн, ожидающих своих подопечных с предрождественского праздничного вечера, она взглянула на часы. Они должны выйти с минуты на минуту.

После ожидания, показавшегося вечностью, из дверей начала появляться толпа возбужденных детей, сжимающих сумки с сувенирами. Последним, как обычно, вышел Джош, гибкий семилетка с копной каштановых волос. Он очень серьезно беседовал с одним из своих друзей, обсуждая существование Санта-Клауса.

Джош, едва увидев Наталью, оборвал разговор небрежным «покеда» и бросился к девушке. Обычно это был сигнал; Наталье следовало поймать Джоша в объятия, крепко сжав, поднять в воздух и поцеловать. Джош делал вид, что поцелуй — это неприлично, но втайне им наслаждался. Но сегодня она просто молча взяла его за руку.

— Эй, я не ребенок, — запротестовал он.

Наталья не ответила, и Джош немедленно посмотрел на нее снизу вверх, выискивая причины плохого настроения:

— Нати, что случилось?

— Ничего. Пойдем, — резко сказала Наталья. Она быстро вела его к автомобилю, припаркованному через улицу.

Когда задняя дверь распахнулась, Джош замешкался:

— А почему не пешком?

— Для прогулки слишком прохладно.

Вранье. Сегодня прохладно. По правде, даже холодно. Но они ходили домой пешком, когда было и еще холоднее.

— Но мне нравится, когда прохладно.

Хватка Натальи стала крепче:

— Быстрей, быстрей.

— А мы будем пить горячий шоколад, когда придем домой?

— Конечно.

«Еще одно вранье».

Джош улыбнулся: он уже практически победил. Отец Джоша терпеть не мог, когда мальчику давали что-то сладкое до обеда, и в целом Наталья была с ним согласна, только изредка позволяя Джошу стащить какую-нибудь конфету в качестве особого пятничного лакомства, когда он заканчивал все свои уроки.