– Да он просто обычный бес. Таких людей не от мира сего магнитом манят судьбоносные события. Они ощущают их близость и несутся к ним, как мотыльки на огонь. Они пьют их, наслаждаясь как старым добрым вином – мелкими глотками. Они радостно стоят посреди сметаемых бомбами, землетрясениями или цунами городов, восторженно смотрят на танковые атаки, не замечая пуль и осколков. Они наблюдатели перемен – восторженные и искренние. Вот и к вам, землянам, прилип он в предчувствии такой забавной всемирной катастрофы. И ему плевать, что так тщательно лелеемое им здание истинной истории может в результате разлететься в пух и правах. Зато какой будет фейерверк!

– А если ордынцы его задержат и доставят на допрос?

– Его? Да что вы. На непогрешимости «Общества истинных историков» держится вся идеологическая конструкция.

– Священная корова, – закивал Абдулкарим. – Были такие в своё время на земле.

– Что-то похожее, – согласился Жизнеслав.

– И что, вы твёрдо уверены, что профессор не предаст нас? – угрюмо спросил я.

– Профессор? И не предаст? Ха-ха. Конечно, предаст. Ни секунды не думая. Когда вся эта история станет ему неинтересна. Но это будет, наверное, не скоро. Он так и сказал, что хочет увидеть конец мира?

– Так и сказал.

– Ну, значит, до конца мира вы можете быть спокойны…

Абдулкарим, утонув в кресле, листал книгу, которую нашёл в шкафу, цитируя наиболее занимательные фрагменты:

«Когда моему малому народу напевают в ухо ангелы, то он бывает добр, наивен, доверчив, покладист и трудолюбив. Но вот слышится шёпот чёрта, и пробуждается в нём раболепство, завистливость, жадность,  вошедшее в легенды и поговорки упрямство, наивная хитрость, от которой убытков всегда больше, чем дохода, глупая подозрительность. Стоит чёрту возвысить голос, как одолевает моего человека самолюбование, спесь, неуёмная гордыня и высокомерные фантазии, а потом и жестокость. И вот уже льётся братская кровь, и страшен становится человеку человек. И не приведи Господи когда-нибудь малому народу моему самому решать свою судьбу или, ещё хуже, строить собственное государство!»

Эти строки стопятидесятилетней давности принадлежали уроженцу Шизады Никлу Гоглогосу, заслуженно считавшемуся классиком мировой литературы. Поскольку всю свою жизнь он прожил на Альфа-Лире, да ещё отметился вот такими замечаниями, на родине он теперь из классиков разжалован в поганые писучие шмуркали, и вместе с навозом его книгами топят костры на Площади Героев.

Я стоял у окна и смотрел на город. Над ним низко висели тучи, было жарко, душно и противно. Город сжимал меня стальными тисками. И мне казалось, он никогда не отпустит нас.

От тягостных мысли и литературных цитат нас отвлёк Жизнеслав. Он появился с обещанной книгой, которую, по его словам, откопал в пригородном домике, в кипе других вещей, которые с одной стороны и не нужны, но с другой – жалко выбросить.

– Вот! – положил он на стол редкий фолиант.

Издан тот был, как и положено серьёзным книгам в старые времена, солидно – в обложке из кожи, с золотым тиснением. За одно название это произведение можно было спокойно причислять к числу запретных и сжигать на площади Героев вместе с романами Гоглогуса. «Занятные верования сельских малых лирианских народностей на Шизаде». Во-первых, что за занятные верования, когда речь идёт о великих древних истинах?! Во-вторых, что это за малые лирианские народности – это посметь так назвать гордых потомков Протошизады? И в-третьих, что это за плебейство писать «на Шизаде» – это язык проклятых оккупантов. Отныне принято говорить «в Шизаде». В общем, этот труд выглядел неблагонадёжным до безобразия. А тут ещё обложку украшала главная сакральная протошизианская руна.