Она помолчала. И странно изменившимся голосом произнесла:

— Лодка и весь экипаж бесследно пропали в Саргассовом море. То есть в этом самом проклятом треугольнике.

Я вновь крутанул в памяти всю известную мне информацию, включая постсоветскую, об исчезновении нашей АПЛ в 1970 году в западной части Атлантического океана. Нет. Ничего не вспомнил.

Лариса вздохнула:

— Хочешь верь, хочешь нет, но с самого начала, как только они ушли в тот рейд, у меня на сердце неспокойно было. Не хотела верить в это, сама себя уговаривала. Да чувствовала, что не уговаривается…

Разумеется, официально всей правды не узнали даже родственники членов экипажа. Но сарафанное радио никто не отменял, и данное средство массовой информации быстро разогнало по североморским гарнизонам зловещие слухи, в которых неизвестно, что было правдой, что неправдой. Если собрать все это в кучу, то выходило примерно следующее.

В какой-то момент с борта субмарины в штаб Краснознаменного Северного флота полетели радиограммы, вогнавшие сотрудников штаба в ступор. Отказ навигационного оборудования… звуки неизвестного происхождения, наблюдаемые гидроакустиками… состояние психомоторного возбуждения, наблюдаемое сразу у нескольких членов экипажа…

— Ты понимаешь? — Лариса уставилась мне прямо в глаза. Прошлое не отпустило ее. — Понимаешь⁈ У них там началось что-то необъяснимое.

Я кивнул.

— А дальше пошло еще хуже, — сказала она.

Глава 5

Я ощутил, как при этих словах легкий холодок пробежал по спине. Не от страха или испуга. Нет, конечно. Скорее, это была эмоция читателя или зрителя триллера. В предвкушении если не кульминации, то одного из сюжетных пиков.

Лариса зачем-то обернулась и понизила голос:

— Дальше началось что-то совсем необъяснимое.

И в штабе Северного флота, и в Главном штабе ВМФ, и в Генеральном штабе все уже стояли на ушах, когда с борта подлодки полетели радиограммы, взрывающие мозг.

'Пытаемся всплыть… не поддается управлению… продолжаем (неразборчиво)… глубина…

Это был последний более или менее вменяемый радиообмен. Опять же по слухам, запись исследовали психологи и охарактеризовали голос передающего (кто именно это был, определить не смогли) как «сильно взволнованный, демонстрирующий состояние, близкое к стрессовому». А затем радиостанция субмарины перешла на азбуку Морзе.

Конечно, радисты в Мурманске легко читали точки-тире. Вот только понять не смогли. Связного смысла в них не было. Бредовые отрывки, из которых так и не сумели собрать систему.

Сперва прозвучало слово глубина — ну, в общем-то, понятно, хотя шубы из этого не сошьешь. Потом: сумрак — черт его знает, слово какое-то уж совсем не военно-морское. А потом передатчик несколько раз отчетливо отбил слово тень. Вот так: тень. Тень. Тень. И все на том. Подлодка умолкла. Навсегда.

Лариса прерывисто вздохнула.

— Помнишь стихи Твардовского? И во всем этом мире… до конца его дней — ни петлички, ни лычки с гимнастерки моей…

Я кивнул. Конечно, помнил. Классика!

— … ну вот, и здесь что-то вроде. Ничего! Пытались искать, конечно. Наверняка и американцы негласно шарились там. Но и от них ноль… Ты знаешь, сколько глубина Саргассова моря?

— Нет, — честно сказал я.

— Порядка семи километров. Площадь — примерно как Австралия. Или там Бразилия. Ну что там найдешь?..

Официальной информации по инциденту с советской лодкой практически не было. Сначала: «прервалась связь, ведутся поисковые работы». Потом: «связь восстановить не удается»… Потом, конечно, было собрание родных членов экипажа, пришло командование флота.