«Славка! Скажи им!»

Славка опускает глаза и молчит. Славка молчит! Люба смотрит на него, даже подалась к нему, а он молчит. Он наклонился, слепил крепкий, совершенно круглый снежок и со всего размаха залепил его в стену рядом с Валей.

Валя отстранилась, хотя прекрасно знает, что никто не кинет в неё, в Валю, таким крепким, как лёд, снежком. В кого-нибудь другого кинут, тому, другому, ничего не сделается — потрёт ушибленное место, поморщится — и всё. Но в Валю — нет.

Она, смеясь, сделала вид, что испугалась, сказала:

— Ну прямо снаряд… Слава, а может быть, это ты написал?

Она держит записку двумя пальцами, отстранив от себя, с таким выражением лица, как будто записка грязная или мокрая. Потом наступил такой момент, когда Люба могла бы выхватить записку, но это уже не имело никакого смысла. После Славкиного молчания — не имело.

С последней надеждой — на Славку, прямо в глаза: «Славка! Ну что же ты?»

— Да ладно вам! — вдруг зло говорит Славка. — Играем мы или нет?

И снова слепил снежок, и снопа влепил в стену, осталась на стене снежная пришлёпка.

— Играем! — орёт дурным голосом Коляня.

Какое дело Коляне до всех этих глупостей записки, не записки. Что он, девчонка, что ли?

И с гиканьем понёсся по длинному двору. И Перс, и Славка. Славка, как всегда, быстрее всех.

А Любка уходит домой. И слышит, как за её спиной хохочет Валя.

И Перс, так и не разобравшись, что к чему, кричит:

— Давайте лучше в салочки! Чур, не я!

Люба дома плачет, диванная подушка промокла почти насквозь. Мама пришла, увидела заплаканную Любу и побледнела. Спросила белыми губами:

— Что? Что?

Люба мгновенно поняла, какая ужасная мысль ей пришла, приблизилась к маме. Поняла и заторопилась, чтобы поскорее прогнать эту мысль, и саму тень её, и саму возможность такой мысли и такой чудовищной догадки.

— Ничего не случилось, мама. Совсем ничего. Просто один мальчик залепил мне снежком в спину. И не больно, мам, ну нисколько не больно. Просто обидно. — И Люба всхлипнула.

— Когда же ты вырастешь? — Мама села на стул прямо в пальто и вдруг тоже заплакала. Так они плакали в тот вечер, каждая о своём.

Не бойтесь, Галина Ивановна!

В этот мартовский вечер Галина Ивановна поздно возвращалась из школы: был педагогический совет.

Галина Ивановна шла по бульвару с красивым, немного сказочным названием Звёздный. Навстречу шли люди — просто гуляющие и гуляющие с собаками. Собаки были самые разные — очень большие и очень маленькие, гладкие и кудрявые. Была даже одна собака в клетчатом комбинезоне со специальной дырочкой для хвоста.

В стороне высокая гора, и там кричат ребята. В предвесеннем воздухе особенно звонко звучат голоса:

— Эй, лыжник! Отойди, пропусти на санках!..

— Боишься? Не бойся! Не бойся!..

— Леночка! Леночка! Осторожно! Упадёшь!.. Так и есть! Упала! Что же ты смеёшься? Отряхнись!..

— С дороги, куриные ноги!..

Крик радости, полного счастья, напористый крик — он рвется из ребят вечером на горке. Для прохожих эта горка — место, которое надо поскорее обойти, чтобы не стукнули по ногам или по хозяйственной сумке разогнавшиеся санки; чтобы не ткнули ненароком в бок лыжной палкой; чтобы не заломило в голове от шума и мелькания несущихся вниз и вверх мальчишек и девочек.

Для ребят горка — место радости, смелости, риска. Кто ты такой? Трусишь? Жмёшься в сторонке? Несешься сломя голову? Уступаешь всем дорогу? Или тебе все уступают? Разные характеры, разные люди.

— С дороги, куриные ноги!.