И вот настал решающий миг: Даг заключил ее в объятия и вознамерился припасть к губам. Еще миг, и она лишится всего, оставшись совершенно опустошенной.

В последний момент у нее хватило сил вытащить нож и даже занести его над спиной целовальника, однако на удар их уже не осталось. Ее обессиленная рука упала, и кончик клинка лишь слегка кольнул его сквозь одежду.

В тот же миг душегуб лопнул, как проткнутая воздушная подушка, и множество плененных душ вырвалось на свободу. Их были сотни, может быть тысячи, некоторые уже усохли и скукожились, некоторые же были свежими, видимо поглощенными лишь недавно. Алчность заставляла его поглощать новые и новые души, которые, томясь в душном заточении, распирали его так, что оказалось достаточно легкого укола, и он лопнул.

Девушке хватило сообразительности схватить собственную душу прежде, чем та успела упорхнуть в какую‑нибудь отдушину и скрыться с глаз. Ее душа еще не успела деградировать и теперь, восстановив целостность, чувствовала себя превосходно.

Вернули свои души и кентавры, которые тут же повеселели и, поблагодарив Ким за спасение, улетели домой.

Отправилась домой и Ким. Она тоже радовалась, хотя где‑то в самой глубине возвращенной души сожалела о том, что лишилась такого симпатичного кавалера.

Увы, как оказалось, ее несчастья на этом не закончились. Живший поблизости дятел случайно увидел, как она кольнула Дага, а поскольку дятлы отличаются от нормальных существ повышенной сознательностью и чувством гражданской ответственности, отправился в учреждение, на дверях которого висел молоток, а выше красовалась табличка «СТУЧИТЕ ГРОМЧЕ». Он настучал на Ким, и скоро за ней пришли.

Правда, когда девушку доставили в суд и секретарь уже достал иголку, чтобы начать шить ей дело, выяснилось, что в связи с отсутствием трупа пришить ей убийство затруднительно. Однако, исходя из принципа, «был бы человек, а статья найдется», ей быстренько подобрали другое обвинение.

Судьей по ее делу стала машина, очень похожая на Конпутер, а обвинителем – свирепого обличья черный человек, вылитый Шерлок.

– Обвинение намерено привести доказательства нарушения подсудимой Заговора Взрослых, – объявил прокурор.

– Но она не имела злого умысла, – последовало возражение со стороны защиты. Защиту представляла помесь гоблинши с гарпией, ни дать ни взять Глоха.

– Кто вообще выдвинул это обвинение? – воскликнула Ким.

– Я, Симург! – прозвучал голос крылатого чудовища. – Будучи всеведущей, я узнала, что, когда ты предавалась с целовальником разложению на раскладушке, юбка твоя задралась и случайно выглянувший из норки мышонок увидел твои трусики.

– Но это чушь какая‑то! – возмутилась Ким. – Я понятия не имела ни о каком мышонке!

– ПРЕДУПРЕЖДАЮ, – отпечаталось на мониторе судьи, – ВПРЕДЬ ПОДОБНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ БУДУТ РАСЦЕНИВАТЬСЯ КАК НЕУВАЖЕНИЕ К СУДУ СО ВСЕМИ ВЫТЕКАЮЩИМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ.

– Все равно чушь! – упорствовала Ким. – Сначала меня лишили души, потом я едва спаслась и вернула ее, но лишилась возлюбленного, а вы цепляетесь ко мне с какой‑то…

– ВОЗРАЖЕНИЯ ОБВИНЯЕМОЙ ВЫЧЕРКИВАЮТСЯ КАК НЕ ИМЕЮЩИЕ ОТНОШЕНИЯ К ДЕЛУ, – высветил на экране судья, и о только что прозвучавших словах тут же забыли, ибо он изменил реальность.

– Обвинение оперирует фактами, – сурово заявил Шерлок. – Что знала и чего не знала обвиняемая, значения не имеет, ибо факт противоправного деяния налицо. Если потребуется, обвинение готово доставить в суд мышонка, который подтвердит свои показания под присягой.

– Но обвиняемая совершила свой проступок невольно, в неведении и имеет незапятнанную репутацию.

– Неведение не есть оправдание, – указал обвинитель.