Этот сгусток злобы прервал поток силы, обратив ее в молнии, которые обрушились на остров Плывущей Пены и понеслись по его лежащим в развалинах чертогам, как огненная змея. Люди кричали, в воздух взлетали тела; Великая Змея обернулась и в отчаянной попытке бросилась на Мулкина — не в схватке разум на разум, а просто метнула в него еще одну молнию, сверкающе-черную.

Череполицая чародейка забилась в корчах в центре охватившего ее черного вихря, и из голого черепа вырвался пронзительный, высокий, дрожащий вопль, полный мольбы, он все слабел и слабел, пока не растаял совсем, а Великая Змея содрогнулась от боли, пришедшей к ней по давней мысленной связи.

Вопящий череп медленно оплавился, открыв залитое слезами лицо испуганной юной женщины. Она торопливо сотворила какое-то заклинание и, взмахнув гривой темных волос, исчезла. Ее тело снова принадлежало ей. Маерла Радужный Дракон перенесла себя куда-то прочь от острова Плывущей Пены и исчезла в мгновение ока.

Так сгинул Гадастер Мулкин, первый Повелитель Заклинаний Серебряного Древа, умер второй раз, и его личность была уничтожена.

— Так ли? — прошептала Эмбра Серебряное Древо, все еще дрожа под действием Дваера. — Он и правда на этот раз умер или влез в Амбелтера или еще куда?

Великая Змея восторженно заревела, еще раз вытянула свою чешуйчатую шею — и ловушка, удерживавшая Эмбру, рассыпалась, как распалось и кольцо Дваериндима, закружившись вокруг змеиной шеи по новой орбите. Из кольца дрожащим комком тьмы вывалился коглаур и шлепнулся на камни внизу.

Владычица Самоцветов, освобожденная из ловушки, упала, задыхаясь, но тут же поднялась, не желая упустить ни мгновения разворачивающейся битвы, которая решала ее судьбу.

Четыре Дваера ярко сверкали, вращаясь вокруг Великой Змеи, — и та, разинув пасть, устремилась на уменьшившегося раненого Дракона.

— Недостоин, да? — раздался громовой голос со стороны искалеченного тела Дракона, когда в его тело вонзились клыки.

Дваериндим еще раз вспыхнул и погас, став почти темным, и Змея в удивлении и тревоге отпрянула. Дракон дохнул огнем — и вспыхнул сам, его израненное тело засветилось тем же белым светом, каким светились в кольце четыре Камня.

Эзендор Черные Земли яростно боролся, пытаясь перехватить контроль над Дваерами, и не обращал внимания на боль. Он побеждал Амбелтера, он одолевал.

Он сконцентрировал в себе больше магии, чем когда-либо ощущал, но ни малейшей частицы этой силы не потратил на защиту, вместо этого собрал ее для одного страшного удара, который направил на архимага, когда клыки Змеи вонзились глубоко в его плоть.

И Великая Змея загорелась, в какие-то мгновения превратившись в обугленные кости. Ингрил Амбелтер и все его темные мечтания обратились в пепел так быстро, что видевшие это аглиртцы едва поверили глазам своим. Но одно было совершенно ясно — останки Змеи испарились с почерневшего, прогоревшего почти до костей тела Дракона, и четыре Дваера упали с неба.

Эмбра бросилась туда, куда они должны были приземлиться, чтобы схватить хотя бы два, — но темная, меняющая обличье тварь оказалась быстрее. Коглаур! Она рванулась к Безликому, понимая, что сейчас, после перенесенной боли и смятения, еще не способна сотворить какое-нибудь заклинание, и увидела, как все четыре Дваера, слабо мигнув, упали на оборотня, словно направляемые магией. Безликий встал, приняв обличье Ингрила Амбелтера, создал портал перемещения, обозначенный четырьмя Дваерами, и исчез. А четыре Камня разлетелись в разные стороны, оставив после себя над рекой и замком оглушительную тишину.

— Значит, настоящий Повелитель Заклинаний мертв, — прошептал Флаерос Делкампер, вопросительно глядя на госпожу Орели, — или это все время был Безликий?

— И что, теперь мы будем охотиться за всеми четырьмя Дваерами? — простонал Краер снизу, с разбитого пола тронного зала.