«Нет! Вот так они тебя и схватят!»

Он отвел глаза и собрал всю свою силу воли.

«Марк, впусти меня! Я приказываю тебе! Он приказывает!»

Марк снова начал приближаться к окну. Помощи ждать неоткуда. Нет спасения от этого голоса. По мере того, как он приближался, злобное лицо с той стороны стекла делалось все радостнее. Ногти, черные от земли, царапали стекло.

«Подумай о чем-нибудь. Скорее!»

— Карл, — прошептал он хрипло. — Карл у Клары украл кораллы. А Клара у Карла украла кларнет.

Дэнни Глик зашипел.

— Марк! Открой окно!

Он ослабевал. Шепчущий голос преодолевал все преграды. Взгляд Марка упал на столик с пластиковыми монстрами, теперь казавшимися милыми и смешными…

Тут он заметил что-то.

Пластиковое привидение гуляло по пластиковому кладбищу, где один из памятников был сделан в форме креста.

Не раздумывая, Марк схватил крест, зажал его в кулаке и громко сказал:

— Ну, попробуй, войди!

На лице отразился злобный восторг. Окно распахнулось, и Дэнни ввалился в него. Изо рта его исходил неописуемый запах: зловоние открытой могилы. Холодные, бледные, как рыбье брюхо, пальцы тянулись к плечам Марка. Голова по-собачьи склонилась, верхняя губа поползла вверх, обнажая сияющие клыки.

Марк поднял свой крест и ткнул им в щеку Дэнни Глика.

Его вопль был ужасным… и беззвучным. Он отозвался только в коридорах мозга Марка. Триумфальная улыбка на лице существа мгновенно преобразилась в гримасу агонии. Бледная кожа задымилась, и в какое-то мгновение, прежде чем он исчез, Марк почуял в воздухе запах паленого мяса.

И потом все исчезло, как будто ничего и не было.

Но крест еще некоторое время светился, словно подсвеченный изнутри. Потом погас, оставив лишь синий отсвет в глазах.

Сквозь пол он услышал щелканье выключателя в спальне родителей и голос отца:

— Что там такое?

Через две минуты открылась дверь.

— Сын, — тихо спросил Генри Петри, — ты спишь?

— Нет, — сонным голосом ответил Марк.

— Тебе что, приснился страшный сон?

— Наверное, да… не помню.

— Ты кричал во сне.

— Извини.

— Ничего, — он помедлил и потом сказал, будто вспомнив сына совсем маленьким. — Может, хочешь воды?

— Нет, папа, спасибо.

Генри Петри быстро оглядел комнату, не в силах осмыслить внезапно охвативший его страх, и успокоился — все казалось нормальным. Окно закрыто. Ничего не упало.

— Марк, что-нибудь случилось?

— Нет, папа.

— Ладно… спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Дверь тихо закрылась, и отец начал спускаться по ступенькам. Марк, наконец, почувствовал облегчение. Со взрослым в этот момент могла бы случиться истерика. Но Марк только чувствовал, как ужас овевает его, как холодный ветер — тело пловца. Когда ужас начал проходить, его сменило опустошение.

Прежде, чем провалиться в сон, он нашел в себе силы удивиться в который раз странностям взрослых. Они глушат алкоголем или отгоняют снотворным такие обыденные, простые страхи, как работа, деньги, любит ли меня жена, есть ли у меня друзья. Они не сталкиваются со страхами, которые переживает любой ребенок, лежащий без сна с темной комнате. Ребенку никто не верит, и никто не вылечит его от страха, что кто-то смотрит на него с потолка. Или прячется под кроватью. Он должен вести свой бой в одиночку, ночь за ночью, с единственной надеждой на постепенное угасание воображения, которое зовется «взрослением».