— Где молоток? — спросил Бен, когда они вышли.

— Остался у Джимми.

— Ясно.

Они поднялись по ступенькам крыльца. Угасающее солнце зловеще отсвечивало красным сквозь просвет в тучах. Внутри, на кухне, запах смерти был почти осязаемым, давящим на них, как гранит. Дверь в подвал так и осталась открытой.

— Я боюсь, — сказал Марк с дрожью в голосе.

— Ты молодец. Где тот фонарик?

— В подвале. Я оставил его, когда…

— Ладно. — Они стояли у темного входа. Как Марк и говорил, ступеньки казались целыми. — Иди за мной.

Бен подумал: «Скоро я умру!»

Мысль была совершенно естественной, в ней не было страха или сожаления. Обычные эмоции растворились в атмосфере зла, царящей в этом месте. Пока он, спотыкаясь и скользя, спускался по доске, по которой Марк выбрался из подвала, он чувствовал только неестественное ледяное спокойствие. Он увидел, что руки его светятся, как будто он сам стал духом. Это его не удивило.

«Пусть кончится все для нее на земле. Единственный император — это император крем-брюле? Кто это сказал? Мэтт? Мэтт умер. Сьюзен умерла. Миранда умерла. Уоллес Стивенс тоже умер. „Я не должен смотреть туда, если дойду“. Но он смотрел. И все было не так уж плохо. Не так плохо, как Его смерть. Джимми еще держал пистолет Маккаслина в кармане. Если они дойдут до заката, можно будет взять его. Сначала мальчика, потом себя. Плохо, но лучше, чем Его смерть».

Он спрыгнул на пол и помог спуститься марку. Глаза мальчика скользнули вокруг, остановились на том, что лежало у их ног, и снова метнулись вверх.

— Не могу смотреть на это, — сказал он сипло.

— Отвернись.

Марк отвернулся, а Бен опустился на колени. Он видел множество ран, из которых, как драконьи зубы, торчали блестящие лезвия. Он осторожно перевернул тело.

«Я не должен смотреть туда».

— О, Джимми, — попытался он сказать, но слова замерли в горле. Он полуобнял Джимми левой рукой, а правой стал выдергивать из него ножи Барлоу. Их было шесть, и Джимми потерял много крови.

На полке лежали старые занавески. Он завернул в них тело после того, как взял револьвер, фонарик и молоток.

Он встал и попытался включить фонарик. Пластик треснул, но лампочка осталась целой. Он посветил вокруг. Ничего. Провел по стенам. Ничего, кроме старой мебели. Ряды консервов, шкаф с инструментами. Лестница из кухни. Ступеньки, ведущие в никуда.

— Где же он? — пробормотал Бен. Он не мог вспомнить часы. 6.23. Во сколько закат? Он не мог вспомнить. Не позже, чем в 6.55. у них чуть больше получаса.

— Где он, — крикнул он. — Я его чувствую, но где он?

— Там? — закричал Марк, указывая куда-то, светящейся рукой.

— Что это?

Бен посветил фонариком. Гардероб.

— Он не такой большой, — сказал он марку. — И стоит прямо у стены.

— Посмотрим за ним.

Бен пожал плечами. Они подошли к гардеробу и взялись за него. Он почувствовал неожиданный прилив сил. Или это изменилось что-то в воздухе?

Бен поглядел наверх, в открытую дверь кухни. Свет заметно потускнел.

— Он слишком тяжелый, — сказал Марк.

— Ничего, — сказал Бен. — Оттащим волоком. Поднатужимся. Марк налег на дерево плечом. Глаза его блестели на бледном лице.

— Порядок.

Они навалились на гардероб, и он отодвинулся, звякнув остатками свадебного сервиза Евы Миллер.