— Это ужасно хорошая книга.
— Благодарю. Когда я ее закончил и посмотрел на то, что вышло, я боялся, что ее вообще не напечатают.
Она улыбнулась, и он тоже, что сделало разговор менее принужденным. Позже он удивлялся, что все это произошло так легко и быстро. Эта мысль не была безоблачной, поскольку происшедшее казалось ему знаком судьбы, вовсе не слепой, вооруженной мощным биноклем и уже готовой схватить беспомощных смертных и смолоть их меж жерновов мироздания в какую-то только ей известную муку.
— Я и «Дочь Конвея» читала. Мне тоже понравилось. Как, наверное, и всем.
— Да нет, очень немногим, — признался он честно. Миранде тоже нравилась «Дочь Конвея», но большинство из его приятелей поругивали эту вещь, а критики просто смешали ее с грязью. Ну, на то они и критики.
— Тогда только мне.
— А новый вы читали?
— «Билли сказал уезжай»? Нет еще. Миссис Кугэн из аптеки говорила, что он очень неприличный.
— Черт, да он почти пуританский! — возмутился Бен. — Язык грубоват, но когда ты пишешь о необразованных парнях из деревни, нельзя же… слушайте, хотите мороженого или еще чего? Мне хочется вас угостить.
Она в третий раз посмотрела ему в глаза, потом с благодарностью улыбнулась.
— Спасибо, с удовольствием. У Спенсера чудесное мороженое.
Так все и началось.
— Это и есть миссис Кугэн? — спросил Бен, понизив голос.
Он смотрел на высокую худую женщину в красном нейлоновом плаще поверх белого форменного халата. Ее подсиненные волосы, были завиты.
— Да. Она каждый вторник приходит в библиотеку с тележкой и набивает ее доверху. Мисс Стэрчер просто с ума сходит.
Они сидели на красных кожаных стульях в кафе. Он потягивал шоколадную воду, она — клубничную. У Спенсера находилась и местная автобусная станция, и они могли видеть через старомодный дверной проем зал ожидания, где одиноко сидел молодой летчик в синем мундире, печально глядя на свой чемодан.
— Похоже, ему не очень хочется ехать туда, куда он едет, — заметила она, проследив его взгляд.
— Отпуск кончился, наверно, — сказал он. Теперь, подумал он, она спросит, служил ли я в армии.
Но вместо этого она сказала:
— Скоро и я так же поеду. Прощай, Салемс-Лот. Наверное, буду так же тосковать, как это парень.
— Куда, если не секрет?
— В Нью-Йорк. Проверить, могу ли я жить самостоятельно.
— А почему бы не попробовать сделать это здесь?
— В Лоте? Мне здесь нравится. Но вот родители… вы понимаете. Они всегда словно подглядывают за мной. К тому же в Лоте девушке почти негде работать, — она потупилась, глядя в свой стакан. Шея у нее была крепкой и загорелой, как, наверное и вся ее фигура, вырисовывавшаяся под простым легким платьицем.
— А кем вы хотите работать?
Она пожала плечами.
— У меня заочный диплом Бостонского университета. Искусство и английский. Выбирай любое. Но оформлять офисы я не умею. Кое-кто из девочек, с которыми я училась, сейчас работают секретаршами, но я печатаю довольно плохо, не говоря уж о компьютере.
— Тогда что же остается?
— Ну… может быть, какое-нибудь издательство, — сказала она с сомнением в голосе, — или магазин… что-нибудь по части рекламы. В таких местах всегда нужно что-то рисовать, а я это умею.
— У вас есть предложения? — спросил он.
— Нет… нет. Но…
— Вам нечего делать в Нью-Йорке без предложений. |