— Вы не уедете в ближайшем времени из Лота? Нужно будет дать показания.
— Не уеду.
Констебль смерил его взглядом бледно-голубых глаз.
— Думаю, вам придется поговорить с полицейскими чинами в Огасте.
— Спасибо за предупреждение, — сказал Бен.
— Слыхал я, что вы гуляете с дочкой Билла Нортона?
— Признаю свою вину.
— Хорошая девчонка, — сказал Перкинс без улыбки. Катафалк уже скрылся из виду; его гудение слилось с общим городским шумом. — Похоже, она уже не видится с Флойдом Тиббитсом.
— Вам нужно будет что-то писать, Перк? — вежливо осведомился Мэтт.
Констебль тяжело вздохнул, стряхивая пепел.
— А как же! Два экземпляра, три экземпляра, туда-сюда-обратно. Работы в последнюю неделю больше, чем блох на собаке. Может, все из-за этого проклятого дома Марстенов?
Лица Бена и Мэтта были непроницаемы.
— Ладно, всего хорошего, — он подтянул брюки и направился к машине. Открыв дверцу, он опять повернулся к ним. — Вы ничего от меня не скрываете, а?
— Перкинс, — сказал Мэтт, — что тут скрывать? Он умер.
Констебль посмотрел на них некоторое время и вздохнул.
— Надеюсь, — сказал он. — Но все это очень странно. Пес, потом мальчишка Гликов, потом другой, а теперь вот Майк. Этого хватит на год для такого городишка, как наш. А то и на три года.
Он сел, завел машину и уехал, погудев на прощанье.
— Вот и все, — Мэтт вздохнул.
— Ага, — согласился Бен. — Я совсем выдохся.
— И я, но я чувствую… жуть. Знаете, как дети произносят это слово?
— Понимаю.
— Это как накуриться наркотика: даже обычные вещи кажутся страшными, — он провел рукой по лицу. — Господи, я, наверное, правда похож на ненормального.
— И да, и нет, — сказал Бен, положив руку Мэтту на плечо. — Гиллспай прав. Что-то происходит. И мне все больше кажется, что это связано с домом Марстенов. Кроме меня, только эти люди недавно появились в городе. А в себе я уверен. Мы поедем туда вечером? Помните наш разговор?
— Если хотите.
— Хочу. А сейчас вам нужно поспать. Я свяжусь со Сьюзен, и мы заедем за вами к вечеру.
— Ладно, — Мэтт замялся. — Я еще кое-что не сказал вам.
— Что?
— Смех, который я слышал — или думал, что слышал, — был смехом ребенка. Жутким, бездушным, но явно детским. Если вспомнить историю Майка, сразу кажется, что это Дэнни Глик.
— Да, конечно.
— Как вы думаете, его бальзамировали?
— Не очень тщательно. Они должны были выпустить из него кровь и заменить формальдегидом или еще какой-нибудь жидкостью. И извлечь внутренности.
— Интересно, сделали ли это с Дэнни? — спросил Мэтт.
— Вы достаточно знакомы с Карлом Формэном, чтобы узнать у него это?
— Да, я думаю, что смогу это сделать.
— Тогда сделайте.
Они поглядели друг на друга еще немного, и в этом взгляде была некоторая напряженность; Мэтт пытался совместить весь свой рациональный опыт с явной иррациональностью случившегося, а Бен — подобрать слова для того, что он чувствовал, но не мог понять.
Когда он вошел, Ева гладила и одновременно смотрела лотерею по телевизору. Выигрыш там дошел до сорока пяти долларов, и ведущий в очередной раз крутил стеклянный барабан с номерами телефонов. |