— Кто ты? — беззубые рты широко открылись, и на меня дохнуло запахом мертвечины, — мы чувствуем в тебе силу…

— Уйдите прочь, — я постаралась придать своему голосу как можно больше мужества.

Человечки, расплывшись, словно призрачные тени, пронзительно захохотали.

— Ты нужна нам, — казалось, они хихикали и говорили одновременно.

Я почувствовала такой ужас, которого не испытывала никогда раньше.

— Ты нужна нам, — повторили они снова, и мои ноги оплели вылезшие из-под земли корни. Я схватилась за меч и внезапно почувствовала в ладони вместо привычной гладкой рукояти шершавую древесную кору. В отчаянии я закричала, дрожащая ладонь отпустила клинок, и он, падая на ногу, больно царапнул по бедру. По кожаным сапогам неторопливо заструилась кровь. Вокруг меня не стихало мерзкое хихиканье. В отчаянии я попыталась дотянуться до висевшего на поясе кинжала, но тонкие и гибкие ветви, возникших сзади меня деревьев, туго оплели запястья и с силой потянули их вверх. Мое сознание боялось показать врагу свою боль и не сдержать крика ужаса, поэтому я до крови прикусила губу. Черные, пропитанные запекшейся и потому багрово-бурой жидкостью деревья недовольно загудели.

— А она упряма и сильна, — произнес трескучий, как мороз Голос, и ужасный смех прекратился, — она могла бы стать одной из нас. Древние нуждаются в крепких "ходящих далеко", — перед глазами поплыли круги, голова закружилась, и сознание нарисовало ужасную картину: я, такая же, как и прыгающие передо мной уродцы, я раздираю на части забредших сюда путников… — Но из нее вышла бы и хорошая "дающая пищу", — возразил голос сам себе, — она сильна, вынослива, её хватило бы на несколько зим, — моё сознание все еще находилось во власти леса, и я увидела себя со скрученными, поднятыми вверх руками, плотно прижимающуюся спиной к влажной коре дерева, ноги мои по щиколотки врытые в землю пронзало ощущением неимоверного холода. Но трясло меня не от него, а от пронзающей тело боли. Моя грудная клетка была вскрыта кривыми ударами меча. Из вспоротого живота вниз свешивались истерзанные внутренности, и со всех сторон от чёрных древесных исполинов ко мне тянулись страшные, покрытые огромными шипами-зубами ветви. Они жадно вгрызались в мою и без того окровавленную, изодранную печень. А вокруг стояли десятки, если не сотни таким же образом спутанных и истерзанных муками людей. Среди них я внезапно увидела почти полностью спеленатого Терма и уже на половину вросшего в землю Мейхеля, тут же рядом один из "ходящих далеко" моим мечом шинковал остатки растерзанного тела мага. Другой, такой же урод, странным образом похожий на Нелофа сгребал окровавленными руками ошметки мяса и бросал их под наши ноги. Я с ужасом почувствовала, как из моих пальцев стали вытягиваться тонкие узловатые корни, они легко прорезали почву и с жадностью впились в человеческое мясо. То, что совсем недавно было Ильдарасом, заструилось по моему телу…

Я закричала и, наконец, проснулась. Ночь по-прежнему оставалась в своих правах, и яркие звёзды освещали небосвод. До утра было ещё далеко, но я откинула одеяло и, поднявшись на ноги, побрела к ярко полыхающему костру. У огня сидел взъерошенный Мардлоф, руки его мелко подрагивали. Что случилось, можно было и не спрашивать… Этой ночью нам всем снились одни и те же страшилки…

Сегодня солнце выползало над горизонтом особенно медленно. Я чувствовала себя разбитой и опустошённой, печень кололо острой болью, искусанная губа кровоточила, а запястья ныли так, будто я действительно всю ночь провела в подвешенном состоянии.