Часом спустя Верный неторопливым шагом трусил по просёлочной дороге, унося меня всё дальше и дальше от стен Мирска.

Яруск — ставка генерала Эльге Ламса находилась недалеко — два дня пути. Вела туда широкая дорога, выложенная деревянным брусом. Вытесанные из мореного дуба, они некогда лежали единым монолитом, но годы взяли своё. Нынче одни вывернулись под копытами тяжелых боевых коней, а другие и вовсе сгнили и рассыпались в труху. Так что, проехав по дороге некоторое время и наглядевшись, как спотыкается мой конь, я, свернула на обочину и продолжила путь по узкой, но хорошо наезженной тропинке. Благо она, хотя изредка и виляла в сторону, но в целом уверенно вела в нужном направлении. Прильнув к гриве коня, я принялась возмещать убытки бессонных ночей своего славного боевого прошлого…

Разбудили меня приглушённые голоса. Разговаривали двое. И я уже никуда не ехала, мой конь стоял неподвижно и лишь время от времени прядал ушами. Не подавая виду, что проснулась, я чуть приоткрыла глаза и прислушалась. То, что бесцеремонно прервавшие мою поездку господа являют собой отнюдь не светских львов, было ясно по одному лишь запаху. Эти двое смердели так, будто только что вылезли из городской канализации. Но и представителями благородного ремесла золотарей они тоже не являлись. По всей видимости, данные господа были вылезшими из лесной берлоги разбойниками.

Первый из них, худой и рябой, держал Верного за поводья.

— А девка-то недурна! — сказал он, глядя в мою сторону.

Второй, толстый и бородатый, был столь увлечен копанием в седельной сумке, что только хмыкнул.

На что первый будто обиделся:

— Хорошая, говорю, девка.

Я подавила смешок. Конечно, хорошая. Я никогда в этом не сомневалась.

Толстый наконец-то оторвался от рытья в моей сумке и бросил на меня настороженный, а вместе с тем и презрительный взгляд:

— Хорошая-то она мож и хорошая, да вот только набор дорожный у нее странный… — он почесал бороду. — Портки мужские да топор… боевой…

Худой в свою очередь пошкрябал затылок и недоуменно уставился на своего «доброго» товарища:

— Странно. Зачем молодой девке топор?

— И правда зачем? — прищурился толстый.

— А чтоб с разбойниками разговаривать было сподручнее! — звонко ответила я и улыбнулась самой зловредной из моих улыбок.

Держащий поводья разбойник подпрыгнул и выпустил из рук поводья. Зато толстый остался невозмутим, но и он смотрел на меня уже с куда большим интересом.

— Как это, девонька? — прищурив глаза, спросил он.

— А вот так!

Я мигом спрыгнула с коня, попутно запустив руку в сумку и выдернув оттуда топор. Затем правой рукой перехватила рукоять поудобнее и сделала несколько взмахов. Как там нас учили? "Машешь ленивенько так топориком либо палицей и краем глаза смотришь на реакцию противника", — поясняла смешливая наставница, наблюдая, как мы пытаемся взмахнуть этим оружием хоть разик. Затем она удалялась в свой кабинет, где и рыдала от смеха. Но это было давно, поэтому сейчас я могла, не скрывая удовольствия, насладиться реакцией «противника». Оная порадовала. Сначала худой просто открыл рот. Затем, когда я сделала еще несколько выпадов, у него задергался левый глаз. Я же, почти рассмеявшись, чуть не пропустила атаку вытащившего палицу толстого. Продолжая отражать его удары, подумала, как комично это смотрится: высокая девка в столичном платье (вернее, в угоду моде, в целых трех) с топором и низкий (ниже меня на голову) толстый разбойник с булавой. По всей видимости это было действительно забавно, так как сначала присевший от ужаса на обочину рябой уже во всю давился от смеха.

Парировала удары бородача я минуты две.