Она приходила к нам в прошлом году, когда умерла моя тетка. Ты не боишься ее?
На губах Алена появилась бледная улыбка. Неужели он все еще боялся? Он боялся ночью. Утром он тоже еще чуть-чуть боялся.
Теперь это прошло. Он чувствовал себя гораздо старше Петерса, хотя они были ровесники.
- Я ее не боюсь, - сказал он не без гордости и снисходительно.
Если бы дело шло только о мамаше Татен!
- Ты знаешь, мы все придем сюда. Отпросились с уроков.
- Да, на похороны.
- До свидания, Малу.
- До свидания, Петере.
Почему его на этот раз бросило в озноб, когда он закрывал тяжелую дверь? Это была не массивная дубовая дверь, это была стена, которую он медленно и вполне сознательно воздвигал между собой и остальными. Петере пошел домой, чувствуя освобождение, да, именно освобождение, которое свойственно его возрасту, освобождение после того, как выполнена неприятная обязанность. Он, наверное, по привычке высунул язык, чтобы ощутить на нем капли дождя, и думал об ожидавшем его обеде, о традиционном возгласе, который издавал, переступая порог:
"Есть хочу!"
Крыльцо с навесом. Вестибюль. Парадная лестница, разветвлявшаяся направо и налево, по которой вдруг стало так трудно подниматься. Обойщики все еще забивали гвозди. Что-то жарилось на кухне. По комнатам разносился запах лука.
- Кто у тебя был?
Это спрашивала Корина, которая наконец оделась.
- Товарищ по коллежу, Петере.
- А я как раз подумала, что ко мне до сих пор никто не приходил. Может быть, еще слишком рано. Сейчас, наверное, начнется.
И это действительно началось, почти сразу же, как только перестал дождь, около трех часов. К тому времени все было готово для приема людей, драпировка прибита, по обеим сторонам горели свечи, покойник был одет и побрит, веточка самшита плавала в чаше со святой водой, наконец, матушка Татен стояла на коленях и шевелила губами, перебирая четки.
Покойный стал теперь настоящим покойником.
Глава 3
Утром, в день похорон, в комнате, где лежал покойник, мужчины стояли, как подобает, в иерархическом порядке. Первым стоял Эдгар Малу, старший сын. Впрочем, в течение трех дней его никто здесь не видел, но в то утро он приехал, когда все еще спали, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Он не заказывал себе черного костюма еще со времен своей свадьбы, а это было пять лет назад, но костюм этот он носил мало и вообще с одеждой обращался аккуратно. И все-таки, поскольку Эдгар чуточку потолстел - он стал более дряблым, - костюм ему был тесноват, и казалось, что он купил его в дешевом магазине готового платья.
Любопытно, что в то утро глаза у Эдгара были красные, и он поддерживал их в таком состоянии на протяжении всей церемонии. Действительно, только он один из присутствовавших то и дело подносил к лицу носовой платок. Эдгар и в самом деле был бледен, и когда смотрел на людей, которые пожимали ему руку, как будто едва узнавал их и горячо благодарил, словно очень несчастный человек, для которого малейшее утешение проливает бальзам на душевные раны.
Рядом с ним Ален в костюме из черного шевиота казался еще более высоким и худым. Следующим стоял Жюль Доримон, муж их тетки.
Доримоны приехали накануне, и пришлось поселить их в доме. Жанна, сестра г-жи Малу, проплакала большую часть вечера по поводу горестей сестры, а заодно и своих.
Если смотреть на них близко, женщины очень походили друг на друга. |