— Она еще девушка. Еще не была с мужчиной. Робела. Когда мы приехали с ней сюда, пришлось снова ее уговаривать. Мы с Терсом сделали все, чтобы не дать ей сбежать. Но мы ее убедили. Дайте-ка я вас представлю.

Он подвел меня к машине. Я оттеснил с пути любопытствующего верблюда, открыл дверцу и заглянул в салон.

На выступе, облокотясь на руку, еще с чадрой на лице, в тусклом свете потолочных огней лежала, укрывшись своим плащом, женщина.

— Бланк-ханим, — сказал Ахмед. — Это Султан-бей. — Он наставил на нее палец: — Помни, что я тебе говорил, и будь умницей. Доставь ему удовольствие, слышишь?

Глаза под чадрой были огромные, как два блюдца. Я слышал, как она конвульсивно сглотнула. Это был добрый знак.

Я стал влезать в машину, но верблюду показалось, что на мне съедобный фрак, и он потянул меня назад. Я завертелся, стараясь освободиться, замахнулся на него кулаком, но рядом стоял осел, и я передумал.

— Влезайте, влезайте! — поторапливал меня Ахмед. — Не стесняйтесь. Она вся ваша!

— Убери отсюда эту скотину! — прокричал я ему. — Мне не нужны никакие зрители. И сам тоже убирайся! Я стеснительный!

— Ну, если вы так говорите, то ладно, — сказал Ахмед. Он помог мне забраться в машину и захлопнул дверцу.

К сожалению, когда он хлопнул ею, боковая занавеска закаталась кверху. Я повернулся, чтобы крикнуть ему: поаккуратней обращайся с машиной, болван, — но глаза мои упирались в верблюжью морду. Я попытался опустить занавеску — разошелся нижний зажим. После пары попыток я бросил это занятие. Плевать на верблюдов, когда есть дела поинтересней!

Черные омуты страсти или ужаса — я не трудился решать, чего именно, — напоминали мне женские эти глазищи. Грубым рывком я сдернул с ее лица чадру и услышал: «О Аллах!»

Она была прекрасна. Я стал вылезать из своей одежды.

— О Аллах! — повторила она.

В окно что-то стукнуло. Я свирепо поднял голову. На меня уставилась морда осла.

Я опустил окно и хлопнул его чадрой, которую еще держал в руке. Он оглушил меня своим ревом, но не ушел. Плевать на него! Я навалился на женщину.

— О Аллах! — прокричала она. Лимузин закачался на рессорах,

— О-о-о Аллах! — выкрикивала женщина.

Весь освещенный луной мир закружился и завертелся в моих глазах.

Я услышал свистящий звук. Прислушался. Поднял взгляд на окно: снаружи в него заглядывали осел и два верблюда. Я прикрикнул на них. Они отбежали. Но свист продолжался. Я понял, что это спускает шина. Плевать я на нее хотел!

Еще раз машина пошла раскачиваться на рессорах. Из нее на дорогу летел женский голос: «Я тону! Я тону!» — и животные шарахались в сторону.

К машине приблизился погонщик верблюдов, увидел, что рессоры раскачиваются, сунулся к окну и сказал: «О Аллах!»

Я снова поднял глаза и увидел, в чем тут проблема: горел еще верхний свет. Я протянул руку и остервенело ударил по выключателю. Свет тут же погас.

Погонщик верблюдов поднял фонарь, и вновь салон лимузина залило светом. Я запустил ему в рожу плащом женщины и снова занялся делом. За скрипом рессор мне слышался его разговор снаружи. Плевать мне на них!

— О-о-о-о А-а-а-лла-а-а-ах! — высоким голосом прокричала женщина.

Было темно, было тихо. Мне почудилось — что-то позванивает. Я выглянул из окна. Там стояли ослик и три верблюда. Они жевали тот самый плащ и при этом позвякивали уздечками. Его пытался у них отнять погонщик верблюдов, уже совершенно другой. Ему это удалось. Он сунул его под мышку и зашагал прочь. Осел же и три верблюда скопом полезли носами в окошко машины. Я слишком устал, чтобы вмешиваться в их дела.