Артур Хокни, оставленный сидеть с ребенком, причем всю ночь напролет, даже без извинительного звонка по телефону, не получил за свои страдания ничегошеньки. Бедный Артур! Он не нуждался даже в своей интуиции, чтобы отчетливо понимать, где сейчас Хелен и что происходит. А если принять в расчет тягостные мысли об умерших родителях, о том, как он предал своих менторов по общине, как он не присоединился к движению по защите социальных прав, как не нашел достойного применения своим силам — то это были самые несчастливые часы в его жизни.

Читатель! Если вы женаты, то и оставайтесь женатыми.

Если вы не женаты, то постарайтесь влюбиться только в того, кто вам неприятен, хотя это может звучать несколько цинично; потому что любой брак может кончиться разводом, а неприятность развода состоит в том, что вам приходится учиться ненавидеть того, кого вы лишь недавно любили и обожали. Учиться ненавидеть вам понадобится для того, чтобы уговорить себя, что ничего страшного не произошло — и ничего особенного вы не потеряли; «Больше кислорода! Избавился от мусора!» — хорошенькая школа ненависти для детишек! Практика ненависти вообще очень пагубно сказывается на характере, а уж для детей она вовсе губительна.

Но если вы начинаете ненавидеть с другой исходной позиции, если вам этот человек и без того был неприятен, то шок и напряжение могут быть минимальными. По крайней мере, вам не придется разочаровываться в целом мире, во всех людях — или во всех женщинах и мужчинах. Черное останется черным, а белое — белым.

Клиффорд и Хелен, объединенные вторично в ту ночь в прелестном грегорианском доме на Орм-сквер, смеялись, целовались и были счастливы — и с трудом могли вспомнить, отчего они так ненавидели когда-то друг друга.

Теперь для Хелен его неверность представлялась просто признаком мужественности и страстности, его былая низость — осмотрительностью, его поглощенность собственной работой — вполне резонной чертой делового человека; а про себя она полагала, что просто слишком рано вышла замуж — и не смогла дать Клиффорду то, в чем он нуждался.

— Я просто пыталась пробудить в тебе ревность! — сказала ему Хелен, стоя, восхитительная и обнаженная, в мраморной ванной под душем, в тумане брызг и пара, который, как газовое облако, делал ее только чудеснее и таинственнее; еще романтичнее, чем она являлась ему в прекрасных снах. А, если уж говорить честно, то Клиффорд мечтал о Хелен в своих снах весьма часто: и даже в компании Элиз, Серены, Сони, Герти, Бенти Кэндейс и прочих.

А Клиффорд, в свою очередь, только теперь увидел, что спонтанная неверность Хелен вовсе не причина, а скорее симптом неблагополучия их брака. Это его пренебрежение ею, его эгоизм были причиной.

— Прости меня, — сказала она, — я так виновата! Я пожалела об этом сразу же, я горько пожалела.

— Ты не сделала ничего более преступного, чем сделал я, — отвечал Клиффорд, и увидел в тот же момент, как ее глаза стали холодны от ревности; но это только на мгновение.

— Я не желаю ничего слышать, — проговорила она. — Я желаю все забыть.

— Я поступил подло в отношении Нелл, — сказал он. — Бедняжка.

— Милая Нелл, — проговорила Хелен. И после этого они заговорили о Нелл, и очень легко.