Жизнь Нелл оказалась столь недолгой… Ах, если бы ей знать об этом, насколько по-иному она вела бы себя; насколько менее строго подошла бы к Хелен! Да, она была плохой матерью и признавала это: она не дала Клиффорду всей любви, всего внимания, в котором нуждается ребенок — и уж, конечно, Отто тоже не дал! Теперь ей хотелось наверстать упущенное — с другим ребенком.
Все свое внимание она тем временем отдала Отто, но Отто уже в нем не нуждался. В то время, как она окончательно рассталась с развлечениями на стороне, их нашел Отто. Начали звонить странные люди, говорить странные вещи. У Отто появился незнакомый отрешенный вид: когда звонил телефон, Отто быстро собирался и покидал дом. Ну что ж, это поддерживало в нем молодость. Она не думала, что это опасно. Внизу обычно напевал, чистя упряжь, Джонни, который стал гораздо менее медлителен в речах и мыслях, чем бывал раньше.
Хелен вернулась к обучению в колледже и прошла курс дизайна одежды. Клиффорд не возражал: она была более не ребенок. Он многому научился, неумышленно, от Фанни, Элиз, Бенти и прочих. Он очень часто думал о Фанни. У нее был хороший вкус, и у него остались хорошие воспоминания о ней. Сейчас она могла бы пригодиться Леонардос. Где-то она работает ныне?
Клиффорд написал блестящую книгу об импрессионистах, которая продавалась по цене двадцать фунтов, — по цене совершенно невозможной для книжного рынка тех дней, но она мгновенно стала бестселлером.
Гарри Бласт, критик по искусству на телевидении, проклял Клиффорда — он так и не смог ему простить, что тот выставил его дураком в интервью с сэром Пэттом. Особенно возмутил Гарри «популизм» Клиффорда: все могли купить и прочесть его книгу.
Единственное место, где хорошо иметь врагов — это экран телевидения.
Дела Леонардос шли хорошо; Энджи держалась на расстоянии; выставка Рембрандта побила по посещаемости все рекорды. А выставка Дэвида Феркина — смелый шаг Клиффорда, поскольку впервые современный художник выставлялся в Большом Зале — побила даже Рембрандта.
Леонардос, как и сам Клиффорд, всегда был прав. Королева организовала новый институт экспертов, которые, являясь общественными исполнителями, оценивали произведения искусства и выносили свой вердикт — к раздражению дельцов от искусства, у которых доходы уплывали из рук, поскольку публика стремительно теряла былое свое невежество в искусстве. Под институт экспертов были пущены три замечательных дома ранней грегорианской эпохи, однако реконструированы они были с использованием вульгарного современного бетона, но, поскольку это случается сплошь и рядом, обычно такие вещи предпочитают не замечать. В те времена казалось, что остается еще так много старого Лондона вокруг…
Как только произошел развод Саймона и Хелен, Хелен с Клиффордом поженились. Но церемония была краткой и скромной по следующей причине: за неделю до этого умерла Эвелин.
Жертва
Не без опаски и внутренней дрожи, как вы понимаете, Хелен сообщила родителям, что она разводится с Саймоном и снова выходит замуж за Клиффорда. Чета Лэлли была обычными, если не сказать частыми, гостями в доме Корнбруков. Джон Лэлли не был приятным гостем: он обрушивался с обличительными речами то на одно, то на другое; то на правительство, то на большой бизнес, то на то, что сам он именовал индустрией искусства; все они, по его словам, были против слабых, обиженных — но талантливых — истинных художников. Хелен привыкла к этому с детства. Саймон — нет. Джон Лэлли бывал прав в общем, но не в деталях; поэтому по своему профессиональному долгу Саймон корректировал детали, а тесть, естественно, воспринимал это как оскорбление. И, как бы Хелен ни защищала мужа, как бы ни убеждала отца, что они сходятся во мнениях, и что вообще-то Саймон — не «фашистского толка писака», а наоборот; и, как бы ни бывала расстроена бедная Эвелин, которая в последние дни была истощенной и похожей на привидение, Джон Лэлли не сдавался. |